Слезает парень уже на окраине, задымленной и грязной, где повсюду копошатся дети. Я, понятное дело, следую его примеру.
Дальше идти надо по пустырю, и я стараюсь держаться стен, оставаясь незамеченным — присутствие нового человека всегда подозрительно. Минут десять спустя мы подходим к дряхлой развалюхе, держащейся, похоже, лишь на собственных обоях. Начинает темнеть, воздух тяжелеет от сырости.
Клетчатый заходит в дом; немного подождав и заметив свет на втором этаже, в свою очередь захожу и я. Деревянные лестницы, гнусные, облупившиеся стены, испещренные рисунками и надписями; штукатурка с потолка, видимо, падает целыми кусками, так, что в образовавшиеся дыры просвечивает арматура.
Вытащив «Люгер», начинаю подниматься по лестнице — осторожно, чтобы она не скрипнула. И вот я уже на втором… Тишина — слышно, как муха пролетит; под дверью — свет, там кто-то есть. Согнувшись в три погибели, приникаю к замочной скважине, но ничего не вижу — с той стороны, видимо, опущен язычок.
Переминаюсь с ноги на ногу, не зная, что предпринять, как вдруг что-то твердое упирается мне в спину. Штуки подобного рода случались со мной настолько часто, что я не сильно теряюсь в догадках — если это не ствол мне там щекочет лопатки, то я — синий троллейбус. Вообще-то сама по себе пушка — вещь безобидная, но слишком уж много зависит от настроения того, в чьих она руках.
Я не поворачиваюсь — шальной пули мне только не хватало! Рука из-за плеча резко выдергивает мой пистолет.
— Открывай дверь, — сухо звучит в тишине.
Я подчиняюсь, и мы втроем — «бульдог» со своим хозяином и я — заходим в комнату. Такая конура доставила бы немало радости режиссеру-реалисту: вонь, плесень, обои цвета мочи, курчавящиеся у пола наподобие стружек… Из мебели — стол да пара стульев.
— Садись!
Ну, я и сажусь. Только теперь я могу рассмотреть лицо — как и предполагалось, это Клетчатый.
— Добрый вечер, — бормочу я.
Тот, похоже, не оценил шутки:
— Нагни голову!
— Что такое, выход короля?
— Нагни голову!
— У меня, знаете ли, остеохондроз…
— Нагни голову, я сказал!!!
Голос становится все более повелительным и — как следствие — угрожающим. Я наклоняю голову, потому что он так хочет, а отказать в чем бы то ни было человеку с пушкой в руке я просто не в силах.
В то же мгновение я получаю убийственный удар по затылку, и в голове у меня разрываются разноцветные петарды. На празднике 14 июля в Париже масса ребятишек, которых хлебом не корми, дай только поглазеть на подобный фейерверк!