С этими словами, тьма и гнетущая, давящая тишина в воздухе поляны — рассыпались, сменяясь какофонией звуков ночной равнины. И этот гомон показался оглушающим для всех, находящихся тут вампиров.
Глаза Сирины закрылись, и она рухнула вниз. Но Михаэль оказался быстрее, подхватив свою любимую до того, как она могла бы упасть на землю.
Теодорусу не было до этого никакого дела.
Он ощущал себя ничтожным, ужасным, впервые задумавшись над тем, что и монстра могут терзать мучения.
Был раздавлен пониманием того, что сам, своими руками мучил сейчас свою любимую.
И даже не представлял себе, сможет ли она хотя бы посмотреть на него без отвращения, когда ее муки будут испиты полностью…
Он этого не заслуживал.
Древний не был достоин подобной жертвы…
Но ничто в целом мире не смогло бы сейчас заставить его разжать свои руки на теле любимой.
У него внутри переливалась боль. Словно надрывом на нити, изводя все внутри безумного вампира. Он проклинал эту боль, не испытывая ни малейшей радости от ее ощущения. Потому что эта боль ему не принадлежала. Она терзала его Элен.
И он сделал бы все, чтобы забрать у нее ощущение чужой муки, принять ее на себя. Но любимая не позволяла.
Потому, он молча разжал руки, давая Элен отойти. Разрешая помочь той, что рыдала над мертвым телом Теодоруса.
Пекло!
Макс никогда не стал бы по доброй воле помогать этому вампиру. И согласился на доводы Михаэля о договоре лишь из-за любимой. Ее он готов был защитить любой ценой и любыми уступками.
Максимилиан помнил пытки, которые пережил в руках помощника Теодоруса. И помнил, как отстраненно Тео наблюдал за развлечением колдуна, иногда присоединяясь.
Ни за что на свете, не забыл бы коробку с оторванной головой.
Этот вампир был глыбой, огромным куском холодного, безразличного ко всему, непоколебимого и жестокого камня.
Макс не верил, что хоть что-то, могло повлиять на Теодоруса. Не верил, что тот испытывал к этой девушке то, что неудержимым вулканом бушевало внутри него самого по отношению к Элен.
Но Тео пришел сюда, заключать союз с ними. Ради этого человека.
Это поколебало Макса. Заставило усомниться.
И Элен, та, кторая достаточно долго подчинялась Теодорусу, которая знала своего бывшего хозяина достаточно хорошо — верила в любовь Древнего к Лилиане.
А для безумца — такой веры было довольно.
Он расцепил пальцы и позволил своей любимой отойти, чтобы попытаться помочь незрячей. Готовый сделать что угодно, лишь бы Элен не терзалась так из-за чужой боли и тоски.
Не совсем понимая, что происходит, безумец сжимал свои руки, чтобы не пойти за нею. Не дать себе опять обнять Элен.