Выйдя из здания штаба с новым пропуском в кармане, Аня взглянула на свои натруженные руки. Все время в горячей воде и это проклятое немецкое эрзац-мыло!.. Но ничего не поделаешь. И совсем неизвестно, когда все это кончится…
С тазом под мышкой, в своем неизменном белом платье, пошла Аня по улице военного городка, с любопытством глядя вокруг. Она помнила этот военный городок еще тогда, когда он строился до войны, когда вокруг, как и сейчас, пахло известью и краской. Только тогда дома строили команды красноармейцев. Голые по пояс, загорелые, перекидывались они улыбками и шуточками с девчатами, провожали взглядами ее, Аню Морозову, когда она, надев лучшее свое ситцевое платье, шла со справкой об окончании восьмилетней сещинской школы наниматься счетоводом в штаб авиационной дивизии. А над Сещей летали «ишаки» и «чайки», и все пели песню из кинофильма «Истребители»:
Любимый город может спать спокойно
И видеть сны, и зеленеть среди весны…
Давно исчезли те красноармейцы из сещинского военного городка, давно не ходят они в поселок Сещу к девчатам. Давно улетели и краснозвездные «ястребки» и тяжелые «ТБ-3» с Сещинского аэродрома на восток. Многие из тех, что носили золотистые крылышки в голубых петлицах, уже отдали свои молодые жизни за Родину где-нибудь под Москвой или под Сухиничами, под Духовщиной или Кировом.
Да, не узнать теперь Сещу. Вон у полуразрушенного здания ДКА — бывшего Дома Красной Армии, где до войны работал телефонистом Анин брат Сережа и где так часто по вечерам Аня танцевала с летчиками, у входа в офицерское казино выставлен щит с афишей кинофильма: «Покорение Европы». Написано, конечно, по-немецки. Тут и там ветер шевелит трехцветные полотнища с черной свастикой. Людно, тесно стало в авиагородке. Кругом пестрят, мелькают немцы — разноцветных униформах, тарахтят на разные голоса моторы, снуют автомашины, мотоциклисты, велосипедисты… На ходу Аня окидывает взглядом знакомые объекты — казармы летчиков, взлетно-посадочной техчасти, батальон аэродромного обслуживания, штаб батальона связи, штаб автотранспортных колонн, штаб охранного батальона, штаб ГФП — тайной полевой полиции, технические мастерские…
«Ахтунг! Ахтунг!» — кричит репродуктор на вышке управления полетами. По улице, недавно заасфальтированной поляками, проносится юркий черный «мерседес» коменданта аэродрома капитана Арвайлера. В другую сторону, погромыхивая, тянется колонна крытых «бюссингов». Вдали виднеются крыши огромных ангаров. Там штаб 31/XII, там аэродром, туда не пускают русских. Только мельком увидишь вдоль светло-серой бетонки ряды зелено-голубых самолетов. Но Аня знает: пять дней назад на аэродроме стояло 230 самолетов отборных эскадр люфтваффе. Знает точно — каких, сколько. Потому что Аня Морозова давно уже не только прачка.