* * *
Алексей Максимович Горький так отвечал юнцам, с храбростью невежд оценивающим жизнь как «мрачную вереницу серых дней»:
«Милейшие юноши! В интересах ваших искренне желаю, чтоб жизнь хорошенько взгрела вас, чтоб вы почувствовали на коже вашей ее тяжелую, шершавую руку, — руку великой беспощадной учительницы, которую мы, люди, сами же насыщаем разумом и волей...»
Очень даже правильно!
Из Василия Александровича Сухомлинского:
«Человек носит в своем сердце обиду на людей; трудно найти что-либо более недопустимое в воспитании. А если ошибки повторяются и ребенка без конца «прорабатывают», если он в детстве не переживает радости от мысли, что люди радостно удивляются его моральной красоте, доблести, чистоте, порядочности — озлобленность может превратиться в жестокость, в недоверие к людям...»
Мишель Мушкет, Ела и другие не дети, конечно, но тем не менее они были детьми!
Швейцар Ваныч узнал Андрея и, под ворчание очереди открыв дверь, пригласил:
— Проходите, милости просим, Надя сказала.
«Вот я и становлюсь здесь своим человеком», — подумал Андрей. Он сказал швейцару, стараясь, чтобы слова прозвучали веско:
— Ко мне придет девушка, я буду ее встречать.
— Пожалуйста. — Ваныч, когда хотел, мог быть весьма приветливым: — Надя предупредила, что вы знакомый нашего директора. Так что, если чего надо...
— Спасибо, простите, не знаю вашего имени-отчества.
— Просто Ваныч.
— Так не пойдет, у людей есть имена.
— Тогда, если угодно, Иван Иванович.
— Спасибо, Иван Иванович.
— Обращайтесь, коли понадобится.
Ваныч глянул вслед Андрею, пробормотал про себя: «Пять лет здесь стою, а этот первый спросил имечко и по батюшке как... Серьезный, видать, не одуванчик».
Одуванчиками Ваныч называл завсегдатаев бара еще с тех времен, когда девочкам было модно стричься «под мальчиков», а мальчишки стали носить прически, очень напоминающие девчоночьи. «Эх, одуванчики, куда вас только ветер гонит?..»
Мишель и Ела заняли столик в углу, Андрей увидел их издали. Ела тоже его заметила, помахала рукой, позвала: «Андрей!» Голос ее на мгновение перекрыл шум, и Андрей под взглядами юной публики неторопливо прошагал к столику.
— Мы тут без тебя тебя на коньяк выставили, — сказала Ела.
Две пустые рюмки Андрей приметил еще издали.
— Уже? — спросил он.
— У нас не скисает. — Мишель Мушкет встретил Андрея как старого знакомого.
Надя-барменша приветливо покивала Андрею, сделала знак, чтобы он подошел.
— Они заказывали за ваш счет, — предупредила Надя.
— Прекрасно, так мы и уславливались. А уговор дороже дензнаков, так, кажется, считал незабвенный Остап Бендер.