— В один прекрасный день ты полюбишь, Эбби, — говорил он в свои последние дни, когда строительство курорта в пустыне уже близилось к концу. — Надеюсь, этот счастливчик поймет, какое сокровище ему досталось.
Неужели Джек испытывал к ней то же, что она к нему: неожиданный взрыв страсти и желания? Эбби собиралась подумать над этим позже и разобраться в своих пугающе новых чувствах. Сейчас ее внимание было сосредоточено на более неотложных вещах.
Она ждала этого мига тридцать три года. Но за три десятка лет жизни под чужим именем, страхов быть пойманной, поисков дочери, боязни того, что ее ребенок умер, постоянного ношения в сумочке конверта со стихотворением, которое должно было доказать Офелии, что ее никогда не забывали, она так и не успела подготовиться к встрече. Когда она стояла у дверей «Марии Антуанетты», ее сердце бешено колотилось.
В бунгало ее ждал собранный чемодан, накрытый пальто; сверху лежала сумка. Она забронировала себе место в самолете. Следующие несколько минут с Офелией должны были положить конец жизни, которая, как всегда знала Эбби, не могла продолжаться вечно. Завтра она начнет ее заново, очень далеко от этого места.
Она постучала.
Дверь открыл Дэвид. Видный мужчина с волосами черными как смоль. Они пожали друг другу руки.
Офелия сидела, откинувшись на спинку розового шелкового диванчика с позолоченными ножками. «Если бы на ней было платье в стиле ампир, она была бы похожа на придворную даму из Версаля», — подумала Эбби. Но Офелия облачилась в обычный фланелевый халат и, судя по выражению лица, была очень довольна собой.
— Извините, мисс Тайлер, — выпрямившись, сказала Офелия. — Я доставила всем столько хлопот. Заставила поволноваться. Сама не знаю, о чем я думала… Садитесь, пожалуйста.
От этих слов у Эбби защипало в носу. Когда тридцать три года назад она очнулась от наркоза, ей сообщили, что ребенок умер. Лишь через несколько недель Мерси сказала ей, что девочка жива. С того дня и начались странствия Эбби. Она хотела вернуться в тюрьму и бороться за освобождение законными способами. Но желание найти свое дитя оказалось сильнее; она была вынуждена начать жизнь беглянки. Сейчас ее мечта могла стать явью, но Эбби не находила слов.
— Такое бывает, — сказала она, опустившись в кресло. — Мы очень рады, что все обошлось.
Глядя на Офелию, которую забрали у нее, даже не дав подержать в руках, Эбби думала обо всех пропущенных днях рождения, первых зубах, шагах и словах дочери, которые она пропустила. Неудержимо хотелось сказать ей правду. Но если бы она дала себе волю, пришлось бы рассказать и все остальное. Как сообщить этой женщине, что дипломированный финансист, известный благотворитель и филантроп Норман Каплан на самом деле чужой ей человек, а ее подлинным отцом является хладнокровный преступник, убивший старуху за пятьдесят центов?