Наступление вечерних сумерек приносило ему облегчение и радость, сравнимые только с чувствами горького пропойцы, дорвавшегося наконец до заветного бочонка крепкой браги. Утихала мучительная головная боль, исчезала противная дрожь в руках, уверенней начинал звучать голос. Теперь, как и четыре года назад, лишь после захода проклятого солнца он обретал способность рассуждать здраво и почти спокойно, как подобает князю.
Да, князю! Ибо этот мальчишка, этот наглый пащенок, который осмелился поднять на бунт против его верховной власти всякое отребье — речных разбойников, смердов, ремесленную голытьбу и безродных дружинников Светозора, — не может быть признан законным властителем Синегорья!
Только он, князь Климога, правил этой необузданной, полудикой страной как подобает — жестко и твердо, осыпая богатыми дарами преданных ему людей и нещадно карая непокорных, в корне изничтожая всякое своемыслие, днем и ночью заботясь об упрочении границ княжества. Так разве посмеют они судить его? И в чем решатся обвинить? Где найдут доказательства и свидетелей?
Однако в глубине души Климога понимал, что его время кончилось. Безвозвратно ли?..
Юный Владигор всего за десять дней своего правления в Ладоре сумел добиться того, на что ему, всевластному Климоге, и десяти лет не хватило. Жители столицы — и знать, и простолюдины — чуть ли не до небес превозносят нового князя, величают «освободителем» и «спасителем возлюбленной вотчины». А того, перед кем недавно трепетали, при каждой встрече трусливо отводя взоры, готовы теперь растерзать и останки бросить на съедение бездомным псам.
Но ведь это враки! Если Великий Господин озаботился судьбой колдуна, почему тогда же не выручил из беды Климогу, верой и правдой служившего ему на синегорской земле? Почему не помешал Владигору и его разбойной ватаге повязать князя, а затем бросить в этот дурацкий острог?
Скорее всего, колдун скрылся при посредстве Черной магии. И даже не подумал о том, чтобы помочь князю! А на следующий день вдруг вернулась загадочная болезнь, от которой, казалось, он избавился навсегда…
Свергнутый князь называл острогом обычную баньку в два слепых оконца, поставленную на задворках дружинного дома. Конечно, для него, привыкшего к дворцовой роскоши, она была и тесновата, и сыра, и главное — оскорбительна. Но содержание его до Суда старейшин в княжеских палатах, пусть и под стражей, возмутило бы всех, кто чудом выжил в пыточных клетях подземного узилища. Да и противно было Владигору хоть какое-то время жить под одной крышей с подлым братоубийцей.