Владигор понимал, что старик дело говорит: нельзя промашку сейчас допустить, иначе она все его замыслы перечеркнуть сможет. Понимал — и медлил. Наверно, еще долго бы не решился выбрать: то ли старейшинам вверить судьбу преступника, то ли на поединок его вытащить (а меч в меч с Климогой ох как сойтись хотелось!), — если бы не сестра Любава.
Она все сомнения его разрешила, когда перед стариками Ладора напрямую высказалась:
— Климогу за убийство нашего отца судить не можете, ибо свидетелей не нашлось? Бред собачий! Надо — опять к берендам пойду, отыщу тех, кто в Ночь оборотней здесь, во дворце, рядом с Климогой был. А если и этого мало — меч возьму! За мной-то чародейской силы нет, верно?
Старики промолчали, но по их глазам было видно: резкие слова княжны за живое задели, не станут они более на Владигора оглядываться и откладывать суд над Климогой.
И молодой князь смирился. Пусть делают, как считают нужным. Иначе ведь и вправду надумает Любава на мечах разбираться с кровавым убийцей, она слов на ветер не бросает…
Так что оставалось Климоге последнюю ночь в баньке скоротать. Утром его выведут на площадь, поставят с непокрытой головой перед старейшинами и праведный суд учинят. А уж каким приговор будет — казнь принародная или изгнание вечное, — то на их совести.
Климога в эту ночь долго не мог уснуть. Хотя никто не говорил ему, что суд назначен на завтрашний полдень, всем нутром своим ощущал близость чего-то пугающего и отвратительного. Поэтому ворочался с боку на бок на жестком ложе, тяжко вздыхал и в сотый раз вспоминал предсмертные слова Светозора: «Будь ты проклят, братоубийца… Жди отмщения моего!»
Пусть не сам покойничек мстит, а его щенок-недобиток, да все равно — угроза не пустой оказалась…
Неожиданно из печного угла баньки послышалось тихое, но отчетливое поскребывание. Климога, с детских лет не выносивший крыс и мышей, торопливо вскочил, руками нашарил сапог на полу, приготовился было швырнуть его в поганую тварь — и обмер. Бледный свет луны, падавший из оконца, выхватил из мрака маленькую человеческую фигурку, невесть каким образом очутившуюся в крепко запертом и надежно охраняемом остроге.
Холодный пот прошиб Климогу. Неужто карлик-уродец, самый верный слуга Владигора, явился среди ночи, чтобы тайком порешить знатного узника?!
Объятый страхом, он попытался закричать, позвать на помощь стражников, но из горла вырвался только чуть слышный хрип.
— Чего перетрусил-то, князь? — раздался насмешливый голос. — Вот ведь дурная человечья порода: к ним на выручку идешь, а они со страху обделаться норовят! Да ты присядь, болезный. И сапожок на место поставь. От меня не токмо сапогом — кистенем не отмахаешься… Ну, очухался?