Климога повиновался. Голос у незнакомца был скрипучий и какой-то нечеловеческий. Во всяком случае, он не был голосом слуги Владигора.
Нежданный гость шагнул вперед, будто хотел, чтобы узник разглядел его получше. И в самом деле — не человек, а непонятное что-то! Ростом не выше бурундука, ручки-ножки кривые, рожица сморщенная, как моченое яблоко.
— Т-ты кто т-такой? — запинаясь, спросил Климога. Пережитый ужас еще не до конца отпустил его, губы подрагивали, язык подчинялся с трудом. — Откуда в-взялся? 3-зачем?..
— Много вопросов задаешь, князь, а времени у нас мало осталось. Ладно, отвечу. Не то, пожалуй, до рассвета приставать будешь — кто, да что, да почему. Лешак я, леший то есть, из Заморочного леса. Великий Господин прислал, чтобы тебя отсюда вытащить. Полегчало теперь? Не мое дело, конечно, по людскому-то жилью шататься. Дух здесь тяжелый, муторный… Так что давай поскорее управимся.
Лишь теперь понял Климога, о чем речь идет, — о свободе! Значит, не забыл Великий Господин своего верного слугу, не бросил голодранцам на растерзание!
Он резво вскочил на ноги, тут же вновь опустился на лавку, стал поспешно натягивать сапоги.
— Да-да, я сейчас, я быстро, — затараторил Климога. — Слава нашему Всемогущему и Беспредельному!
— Не мельтеши, — недовольно проскрипел посланец Триглава. — Да язык попридержи, покуда стражники тебя не услыхали. Уши растопырь и слушай внимательно. Сейчас, как повелел Господин, превращен будешь в куницу. В ее облике отправишься…
— В кого? — Климога опешил. — Почему в куницу? Зачем это?!
— Да замолчи ты наконец! Не хочешь — оставайся здесь подыхать, мне хлопот меньше. Утречком за тобой дружинники явятся, на судилище потянут. Ну, чего тебе больше нравится?
Климога зябко передернул плечами, затем вздохнул и покорно кивнул.
— Отправишься в ильмерскую крепость Дарсан, что на границе с землями савроматов, — продолжил лешак. — Найдешь трактир старухи Венусты, она вернет тебя в человечью шкуру и дальнейший путь укажет. Однако запомни: у тебя только год, чтобы к Венусте поспеть. Опоздаешь — навсегда куницей останешься.
Лешак хмыкнул, почесал сморщенный подбородок. Себе под нос забурчал, словно Климоги рядом не было:
— И чего в таком ущербном Великий Господин разглядел? До костей лжив и алчен, ума с гулькин нос, храбрости и того меньше. Одна непомерная гордыня да самомнение огромадное… Ну да Господину виднее. Может, заделав бывшего князя грязницей-куницей, он слугу своего подправить надеется, может, что другое замыслил, — не мне, лешаку, разбираться. Эй, Климога, готов к дороге?