Стараясь не вертеть головой, я обежал глазами захваченный Булкиным номер. В пределах видимости никаких дополнительных фюрерчиков я не заметил. Можно предполагать, что цветочный нацист возник здесь в единственном экземпляре, в сопровождении одного только пистолета с глушителем. И то хлеб, как говорится. Точнее, булка.
– Сбежал? – поинтересовался я.
– Освободили – ухмыльнулся группенфюрер. – За примерное поведение.
Когда Булкин ухмылялся, его физиономия вступала в разительное противоречие со стандартами Истинного Арийца, установленными в третьем рейхе. И когда он не ухмылялся, наблюдалось, кстати, то же самое. Тридцатисемилетний группенфюрер был черняв, глазки его не имели должной степени арийской голубизны. Вдобавок булкинский рот имел странную форму акульей пасти, набитой острыми, но разнокалиберными зубами. Впрочем, последний атрибут иметь настоящему нацисту отнюдь не возбранялось. Лишь бы кусать умел. «Кто же тебе подал команду „фас!“, Булкин? – подумал я. – Ведь не сам же ты меня нашел в далеком Саратове? Кто-то помог, удружил, подсказал…»
– Освободили, значит, – раздумчиво повторил я. – И давно?
– Недавно, – группенфюрер вновь осклабился, продемонстрировав мне свои истинно арийские зубы. – И сразу вот тебя стал искать, по старой-то дружбе. Как-никак крестник, лично в зону меня законопатил.
– А как разыскал?
– Добрые люди наводочку дали и командировочные, – объяснил мой старый знакомый. – Ты вот десятым поездом приехал, а я следом за тобой, четырнадцатым. Разница в два часа.
Так я и думал! Не перевелись на Руси добрые люди. Ценят своих группенфюреров, лелеют, в командировки посылают за свой счет. Знать бы мне, что они пишут в командировочных удостоверениях? Убыл – прибыл, убыл – прибыл. Печати и подписи. Цель поездки – вот что меня кровно сейчас интересует.
– И много нынче платят добрые люди? – поинтересовался я у Булкина.
– Может, и много, – подумав, сообщил группенфюрер. – Но я ведь борзеть не стал. Я бы им, гражданин Лаптев, самолично приплатил за такой подарок. Если бы лишние деньги были. Мне ведь в кайф тебя встретить… Помнишь анекдот про садиста и мазохиста?
– Не помню, – отозвался я.
– Вот и я до конца не помню, – с сожалением проговорил Булкин. – Но очень смешной анекдот. Ты, Лаптев, случайно не мазохист?
– Случайно нет, – утешил я самопального группенфюрера. – Так чего хотели добрые люди? Чтобы ты меня по старой-то дружбе кончил? Тогда ты, Булкин, классно лопухнулся…
Последнюю загадочную фразу я произнес на тот случай, если неистинного арийца действительно наняли меня шлепнуть. Авось задумается. Своя шкура, как известно, ближе к телу. В минуты опасности башка моя неплохо работает. Сейчас я уже мог бы во всех подробностях живописать Булкину, где и почему именно он лопухнулся и что будет с ним самим ровно через полчаса после того, как его пуля превратит меня в хладный труп.