— Кто тебе сказал? — спрашивает мама.
— Мой кузен Доменик прислал письмо. Вот оно. Читай, — протягивает ей письмо папа, а братья начинают обсуждать, как распорядиться наследством.
Мама оправляет передник:
— И как ты собираешься поступить?
— Мы поедем туда!
— Когда?
— В августе.
— Но я уже сняла дом на побережье Джерси.
— Отмени. Мария, решено. Мы едем в Италию. Вся семья возвращается на родину.
Розмари гладит себя по животу:
— Не знаю, папа. Ребенок будет еще совсем маленьким, а это так далеко.
— Он подрастет. Это моя родина, и мои внуки будут знать это место, как собственный дом! Кроме того, по закону Италии мы обязаны прибыть на место, чтобы заявить о своих правах на имущество в местном суде.
— Я не собираюсь тратить лето, чтобы кормить кур и доить коз в Италии, — упирая руки в бока, заявляет мама. — Мне и здесь хватает работы.
— Мы едем в Италию, Мария, — спокойно говорит папа.
— Никуда я не поеду, — возражает мама.
В комнате так тихо, что мы можем слышать автомобильные гудки, доносящиеся с Коммерческой улицы. Родители словно играют в гляделки: уставились друг на друга и, похоже, уступать никто не собирается. Братья замолкают, думая, как бы улизнуть отсюда. Нам всем известно, что сейчас последует перепалка. Так происходит с самой их свадьбы, но обычно маме приходится уступить.
— Мама, — пытаясь предотвратить ссору, умоляю я, — разве ты не рада за папу?
— Лючия, ты понятия не имеешь, что за жизнь на ферме. Твой прадед был фермером, не забыла? Его жизнь была адской, не меньше. Весь день нужно работать в поле и полночи — в хлеву. Это совсем не весело, и мы с твоим отцом уже стары для этого. Мы продадим ферму, принимает решение мама.
— Я никогда ее не продам, — бушует папа. — Никогда!
Папа говорит таким тоном, что маме приходится уступить:
— Хорошо, хорошо, Антонио. Баста! Я аннулирую договор аренды дома в Джерси, чтобы мы могли увидеть эту ферму. Идем ужинать. Теперь ты счастлив? — Мама разворачивается и уходит на кухню.
Папа провожает ее взглядом и в недоумении качает головой. Братья смотрят на меня. Я победоносно взмахиваю руками. Нам всем казалось, что хозяйство держится на папе, что он — глава семьи, но оказывается, именно Мария Сартори правит бал. Я нарушаю тишину:
— Пап, мне кажется, это здорово.
— И мне, — улыбается ему Розмари, а потом сжимает его руку и уходит наверх.
За ужином родители так и не взглянули друг на друга. После папа взял пальто и шляпу и, хлопнув дверью, ушел. Я велела Розмари пойти прилечь, а сама осталась убрать посуду. Когда мы с братьями были маленькими, мама говорила нам, что если ты ешь, когда зол, то еда превращается в яд.