Тимар растер лоб и виски Тимеи, но застывшее во сне лицо не изменило своего выражения; тонкая линия сросшихся бровей не отозвалась ни единой морщинкой на лбу, когда чужие мужские руки касались их.
Наказ турка гласил: противодействующим средством надлежит натереть и грудь.
Тимар вынужден был взять девушку за руку, чтобы убрать ее с груди.
Рука не оказала никакого сопротивления. Она была вялая и холодная.
Столь же холодной была и вся девичья фигура. Холодной и прекрасной, как алебастр.
А ночные тени нашептывали свое:
"Взгляни, как прекрасно это тело! Никогда еще человеческие уста не касались более совершенной красоты. Кто узнает, если ты поцелуешь ее?".
Но Тимар, перекрывая шепот ночи, ответил самому себе: " О нет! Ты ни разу в жизни не присвоил ничего чужого, а ведь такой поцелуй был бы равнозначен воровству". С этими словами он подтянул персидское ковровое покрывало, которое девушка во сне сбросила с себя, укрыл ее по плечи и под покрывалом растер ей настойкой грудь. А чтобы не поддаться какому бы то ни было соблазну, во время этой процедуры не отрывал глаз от девичьего лица. Ему казалось, что он смотрит на алтарный образ, излучающий чистоту и холод.
И вдруг черные ресницы дрогнули, и глаза открылись; взгляд их был мрачный, тусклый. Дыхание девушки участилось, и Тимар почувствовал, как сердце у него под рукой забилось сильнее.
Тогда он вытащил руку из-под покрывала.
Пузырек с настойкой Тимар поднес к носу девушки, чтобы та вдохнула резкий спиртовой запах.
Похоже, Тимея начала просыпаться: она повернула голову, пытаясь отстраниться от пузырька, и нахмурила брови.
Тимар тихонько окликнул ее по имени.
Тут вдруг девушка внезапно поднялась и криком "отец!" и застыла, сидя на краю постели и глядя пред собой в одну точку.
Ковровое покрывало соскользнуло ей на колени, а ночное облачение сползло с плеч; девушка походила сейчас на античный бюст.
-Тимея! - Окликнул ее Тимар и натянул на обнаженные плечи бязевую сорочку. Девушка этого даже не заметила.
- Тимея, ваш отец умер! - молвил Тимар, но девушка ни лицом, ни телом не вздрогнула при этих словах; она оставалась безучастной.
Тимар сбегал к себе в каюту за спиртовкой; с лихорадочной поспешностью, обжигая руки, сварил черный кофе, затем подошел к девушке, привлек к себе ее голову, разжал ей губы и, запрокинув ей голову, вынудил проглотить кофе.
До сих пор ему приходилось пересиливать лишь ее телесную скованность; но как только девушка проглотила горькое, горячее питье, она вдруг с такой силой оттолкнула его от себя, что у него даже чашка выпала из рук. А девушка повалилась на постель, натянула на себя покрывало; ее знобило так, что зуб на зуб не попадал.