— Нет, я согласен, — твердо сказал Мюнхгаузен. К нему приблизился пастор:
— Не хотите исповедаться?
— Нет! Я это делал всю жизнь, но мне никто не верил. Рамкопф взглянул в свои записи и не нашел этой реплики.
— Прошу вас, облегчите свою душу, — громко и торжественно предложил пастор.
— Это случилось само собой, пастор! — Мюнхгаузен медленно оглядел собравшихся. — У меня был друг — он меня предал, у меня была любимая — она отреклась. Я улетаю налегке…
— А вот это уже зря, — недовольно поморщился герцог. — Это, по-моему, лишнее. Ни к чему… Грубо.
— Да, да, — поспешно кивнул бургомистр, — я просил этого. не говорить. Но с ним договориться невозможно…
— Зачем ты согласилась играть эту комедию, Марта? — грустно спросил Мюнхгаузен.
Дирижер, искусно варьируя нюансами оркестрового звучания, попытался слиться с произносимым текстом.
— Я это сделала ради нашей любви, — тихо произнесла Марта, приблизившись к Мюнхгаузену.
— Я перестал в нее верить, — печально улыбнулся он и посмотрел вокруг. — Помнишь, когда мы были у Архимеда, он сказал: «Любовь — это теорема, которую надо каждый день доказывать»!
— А почему не слышно? Я не понимаю, о чем они там говорят? — Герцог с недовольным видом обернулся к бургомистру.
Бургомистр заглянул в листочек.
— Подсудимый благодарит городские власти и одновременно как бы шутит со своей возлюбленной.
— Хорошо, — кивнул герцог. — Особенно жабо и передняя выточка. Ему очень к лицу.
Мюнхгаузен подошел к пушке и обернулся:
— Скажи мне что-нибудь на прощанье! Марта попятилась от него:
— Что?
— Подумай. Всегда найдется что-то важное для такой минуты…
— Я буду ждать тебя. — Она говорила с трудом и продолжала отступать. Губы ее пересохли. Дыхание участилось. Рамкопф с беспокойством вглядывался в ее лицо.
— Нет-нет, не то… — Мюнхгаузен в отчаянии ударил кулаком по стволу пушки.
— Я очень люблю тебя! — Марта отошла в противоположный конец огражденного пространства.
Дирижер с удивлением обернулся. Оркестр прекратил играть.
— Карл… я…
Рамкопф делал ей отчаянные знаки.
— Не то! — гневно крикнул Мюнхгаузен.
— Я… — Марта попыталась что-то сказать и вдруг закричала что есть силы: — Карл! Они положили сырой порох!
Наступила мертвая тишина.
И вдруг трое музыкантов, отделившись от свободного оркестра, заиграли наивную тему их старого шутливо-томного танца.
Мюнхгаузен ощутил себя счастливым человеком:
— Спасибо, Марта!
— Мерзавка! Убийца! — закричала баронесса, вскочив со своего места.
Рамкопф бросился со всех ног к судье. Волнение охватило зрителей. Мюнхгаузен ликовал.
— Пусть завидуют! — И закричал еще громче: — У кого еще есть такая женщина? Томас, ты принес то, что я просил?