Послышался чей-то голос, но я не могла разобрать, чей именно. Лицо Джонни потемнело. Сверкнули воспаленные красные глаза.
— Секунду, — процедил он и резко ткнул мобильник мне в грудь. Я попыталась ухватить его, но не сумела; телефон упал на пол. Я полезла было за ним, но тут Джонни наступил мне на руку. Пальцы захрустели. Джонни сам подхватил мобильник и отключил его; нога по-прежнему придавливала мои пальцы к полу.
— Джонни… — Рука горела огнем.
— Что еще за Крэйг такой? — Он наконец убрал ногу, и я повалилась на пол, баюкая поврежденную руку. Джонни возвышался надо мной с искаженным от ярости лицом. — Я еще раз спрашиваю, что за долбаный хрен этот Крэйг?
— Просто парень, которого я подвозила.
— Просто парень, которого ты укатала, да?
— Господи, Джонни, он для меня действительно пустое место.
Джонни снова отошел к окну и встал, повернувшись ко мне спиной. Кажется, он просто не хотел меня видеть. Если бы видел, озверел бы еще больше.
— Если он — пустое место, с чего он тебе названивает? — Джонни старался сдерживаться, но бешенство прорывалось сквозь напускное спокойствие, как тускло-розовый цвет пробивался сквозь красную краску «Слона».
— Не знаю я.
Сами собой потекли слезы. Сил моих больше нету.
— Лжешь, Кэйти.
— Не лгу. Я не знаю, почему он мне названивает. Я ничего не сделала!
Поднявшись на ноги, я схватилась за куртку. Все, ухожу отсюда.
— Тогда откуда у него твой номер?
— Его другу стало плохо у меня в такси. Я помогла дотащить его до квартиры этого Крэйга. И забыла там телефон. Пришлось с ним поужинать, чтобы получить мобильник обратно.
— Это еще что за хрень? Пришлось с ним поужинать?
— Да, но ничего не было, Джонни. Клянусь тебе, ничего не было!
— Шлюха.
Левый глаз взорвался тысячами искр, боль была такая, что я даже перестала воспринимать ее. Меня швырнуло назад, и я приложилась затылком об угол кофейного столика еще до того, как коснулась пола. Наверное, на несколько секунд я вырубилась, потому что потом было такое ощущение, будто просыпаюсь, а левый глаз открыть не могу. В ноздри шибанул затхлый запах старого ковра, а где-то надо мной Джонни нянчил свой кулак, плакал и причитал:
— Вот дерьмо, что же я с тобой сделал? Кэйти, я ведь тебя люблю.
Под ногой у меня зашуршала бумага, и я сначала подумала, что это папино письмо, — но это был старый счет за газ, исписанный стихотворными строчками.
Ива плакучая
На берегу.
Глаз от нее
Отвести не могу:
Там, за листвой, —
Как лист Парус твой.