— Это еще что за пустячок? — подала голос Эми.
— Уилла полагает, что с этим разделом, «Тетушкиными терзаниями», ты сама себе занижаешь цену. И что ты слишком талантлива, чтобы быть «Дорогой Стеллой», — произнесла я ровным, лишенным выражения голосом.
Уилла негодующе сверкнула на меня глазами и лягнула под столом пушистым тапком.
— Ну в самом-то деле, Уилла! — Эми швырнула нож на стол и уперла руки в бока. — Мы ведь это уже вдоль и поперек обсудили! Просто небольшое развлечение и маленький приработок. Мне уже осточертело выжимать из себя всякую заумь про теннисисток, корреспонденток и про воронки, с которыми девушки могут писать стоя!
Я с удовлетворением наблюдала, как Уилла чуть ли не юлой вертится.
— Но, Эми, надо же и о будущем подумать! Что могут дать «Тетушкины терзания»? Как со всей этой чушью получить собственную рубрику на всю полосу? Я думала, Кэти с тобой поговорила…
— Уилла, ты мне, часом, вдвое ренту сократить не собиралась? — Эми снова схватила нож и атаковала ананас. — Нет, думаю, не собиралась. И вряд ли хочешь, чтобы я отсюда съехала, верно? А раз так, я уж лучше останусь самой собой… Кому фруктовый салат?
Эми смотрит мне в глаза — и будто искра проскакивает между нами. Эми сияет как начищенное стекло.
Пока мы шли по Аппер-стрит тем солнечным октябрьским утром, Эми застревала у каждого окошка с объявлениями о сдаче квартиры. Намек чересчур прозрачный.
Ислингтон — район, которого я не понимаю. Все эти холеные фифы со стильными стрижками и в прикидах от «Агнес Б» и «Николь Фархи», которые мурлычат что-то в мобильники, одновременно подзывая такси; зажиточные особы вроде Уиллы, расхаживающие по магазинам в поисках сушеных бобов и дикого риса; чопорные старухи, шествующие из парикмахерских в сопровождении бестолковых собачонок. Пахнет выхлопными газами, едой и «Келвином Кляйном». Все точно так же, как и в любом другом уголке Лондона, — не особенно красиво, не особенно зелено. Как и повсюду, здесь полно нищих, пьянчуг и попрошаек. Пэкхем, да и Майл-Энд — это георгианские особняки и просторные площади. Почему же ничуть не менее вонючий и грязный Ислингтон столь беспардонно выколачивает такие деньги?
— Смотри-ка, — Эми ткнула в очередное объявление, — Каффорд-сквер — совсем рядом с Уиллой. Две спальни, две гостиные. О… Семьсот пятьдесят тысяч фунтов.
— Пойдем! — Я потянула ее за руку. — Давай антиквариат посмотрим.
Мы шли по Кэмден-пассаж, вдоль витрин, забитых медными побрякушками и дверными молотками, — и застыли как вкопанные возле выставленного столика кедрового дерева.