— В город пойдем? — спросил Молчанов.
Шаховской усмехнулся.
— Куда же нам мимо?
К рассвету посвежело. Шаховской проснулся. В лесу еще держался сумрак. Молчанов спал, закутав голову от комаров полами кафтана. Богданки рядом не было. Ни седла его, ни конской сбруи. Шаховской поспешил к коням. И коня Богданки — нет. Утек жидовин. Шаховской не очень-то о нем пожалел. У каждого своя дорога. И в диком воображении не представилось бы, какая предопределена с ним встреча.
Побудил Молчанова.
— Богданка ушел.
— Ну и сатана с ним. Чего его брал?
— Из жалости...
— И жалости не стоит. Чего делать будем?
— Приведем себя в божеский вид, а там повиднеет...
Искупались в речке, почистились, не княжеский въезд в город, да с дороги, каков спрос?
Когда Шаховской явился в воеводской избе перед городовым приказчиком, тот онемел от страха. Еле выдавил из себя:
Откуда явился, воевода?
— Не боись! Не с того света. А вот тебе царский указ, быть мне воеводой в Путивле.
Шаховской протянул приказчику свиток. Приказчик руку отдернул и попятился.
— Какого царя указ?
Шаховской усмехнулся. Любил насмешничать над угодливыми душонками.
— У нас один царь в Москве.
— Ежели от царя Дмитрия...
Шаховской перебил:
— А царь Дмитрий, чем тебе не царь, червь ты дождевой?
— Ныне... — едва вымолвил приказчик, но Шаховской опять его перебил:
— Ныне царствует в Москве царь всея Руси Василий Иванович Шуйский. От него и указ!
Приказчик на шаг придвинулся к Шаховскому, протянул руку за указом. Развернул свиток и глянул на подпись. Подпись Шуйского и к ней царская печать. Повеселел.
— Отлегло, князь! Опасался, что вышел ты из Москвы при одном царе, а прибыл сюда при другом. Пришлось бы тебя схватить и в съезжей избе держать до царского повеления.
Шаховской рассмеялся.
— Ха! Меня схватить? Кабы я вас тут всех не схватил! Почему не спрашиваешь, что в Москве подеялось?
— Потому не спрашиваю, что ты ближним был к царю Дмитрию. Не чаяли не токмо воеводой, а живым тебя увидеть.
Шаховской построжел и приказал:
— Скликай моим именем людей городских и посадских, детей боярских, дворян, служилых. Я им изустно поговорю!
Приказчик ушел распорядиться. Молчанов спросил вполголоса:
— Гляди, князь, кабы нас не побили!
— В Путивле нет на меня битков, и каменьев на меня не сыщется!
Народ собрался. Толпа разрасталась. Бегом сбегались послушать своего воеводу. О том, что царя Дмитрия объявили Расстригой наслышаны. А в толк никто взять не мог, как это царствовал дьякон, коего всякая московская собака в лицо знала.
Шаховской неспеша поднимался на паперть собора, с каждым шагом приближая свою судьбу к крутому порогу: или службой, пресмыкаясь перед Шуйским заслужить прощение, либо возмутить на нелюбого царя всех, кому он не люб.