Из-под Смоленска пришел спрос посольства, как быть с требованием короля, чтобы Смоленск открыл ворота полякам и смольняне целовали бы крест королю. А еще послы сообщали, король не дает Владислава на царство.
Михаил Салтыков и Федька Андронов составили грамоту от имени московских бояр и патриарха, чтобы послы во всем приняли бы королевскую волю. Мстиславский грамоту подписал, а к патриарху уговорил с ним идти Федьку Андронова и Михаила Салтыкова.
Федька Андронов в своем старании королю готов был на все. Шли к патриарху, говорил Михаилу Салтыкову:
— И откуда явился такой сыч в патриархах? Шуйского это присяженник. Его надо было с Шуйским под Смоленск отправить. Таков он мне в досаду, зарезал бы, как борова.
Гермоген встретил их сурово. Потребовал, чтобы Федька Андронов вышел вон. Федька не постеснялся ответить:
— Довольно мы ходим вокруг одного столба. Ваши послы наводят на нас гнев короля. Как это — звать на царство королевского сына и не открывать ворота Смоленска?
Патриарх погрозил посохом и крикнул:
— Изыди чернокнижник! Мне и говорить с тобой неспособно.
— Мне то же говорить с тобой, святой отец, нет сладости во рту! Подписывай грамоту послам, чтобы велели открыть ворота Смоленска и отдались на королевскую волю!
— Чтобы послам отдаться на королевскую волю никогда не скажу и другим повелеваю того не делать. Если меня не послушают, то прокляну. Буду писать по городам и провозглашу анафему изменникам. Если королевич примет нашу православную веру, я дам ему благословение, а если воцарится, но веры единой с нами не примет и людей королевских не выведут из города, то я с тех, кто ему уже крест целовал, снимаю крестоцелование и благословляю идти на Москву, страдать до смерти и изгнать иноверную латину.
Михаил Салтыков, получивший от короля имения, каких и родовитые бояре не имели, возопил:
— Не патриарх ты, а всему заноза!
Выхватил нож и замахнулся на патриарха. Мстиславскому схватить бы за руку дерзновенного, а он попятился. Патриарх пошел на нож.
— Не боюсь я твоего ножа! Вооружусь против ножа крестом! Силою святого креста, будь ты проклят от нашего смирения в сем веке и в будущем!
Выхватывая нож, Салтыков не знал пустит ли его в ход. Он подчинился досаде, а когда увидел над собой вознесенный крест, страх перед проклятием осушил ему руку. Он оглянулся на Федьку Андронова. У того на лице вожделенное ожидание. Салтыкова озарило, что он первый же от него открестится. Салтыков попятился от патриарха, и патриарх оказался лицом к лицу с Мстиславским.
— Это твое начало, господин! — обратился к нему патриарх. — Ты больше всех честью, тебе следовало бы подвизаться за православную веру, а если ты прельстишься, как и другие, то Бог скоро прекратит жизнь твою, и род твой возьмет от земли, живых твоего рода никого не останется!