— Да, вряд ли в моем возрасте у меня может быть сын-подросток, — сказала женщина.
Эрика ждала, что женщина скажет еще что-нибудь. Но та молчала. Она так и не сняла с себя красное клетчатое пальто. Даже пояс не стала развязывать, хотя в машине было тепло.
Эрика подумала: если вдруг окажется, что у них с этой женщиной есть сыновья-однолетки, то они могли бы поговорить о них. Женщина была явно чем-то недовольна (Эрикой? Тем, как Эрика ведет машину? Погодой? Швецией?), и Эрика чувствовала, что обязана как-то задобрить ее. Развлечь. Рассмешить, заставить понимающе кивать или рассказать о чем-то. Тогда их опыт в воспитании детей очень пригодился бы для поддержания чисто женской беседы. «Хотя, наверное, такое больше подходит для женщин, чьи дети еще маленькие», — подумала Эрика, представив себе, как в кафе или в парке сидят матери с грудными детишками, укачивая их на руках или в колясках. Эрика не осмелилась спросить женщину, есть ли у той маленькие дети.
Если роженица мучилась или кричала, что хочет умереть (а с роженицами такое порой случается), то Эрика брала ее за руку и крепко сжимала.
Оставаясь наедине с пациентками, Эрика чувствовала себя уверенной и сама внушала доверие. В отличие от Исака, она любила вешать в кабинете фотографии новорожденных, которые гордые родители присылали Эрике в благодарность за помощь. Исак же никогда ничего такого не делал. Он обычно говорил, что снимает с себя всякую ответственность за ребенка, как только тот вышел из материнского чрева.
Однако за больничными стенами Эрика чувствовала себя неуклюжей и толстой по сравнению с другими женщинами. Особенно когда их было несколько. Они не подпускали ее к себе, будто говорили: тебя слишком много, Эрика. Ты слишком неловкая. Слишком глупая. Слишком шумная. Чересчур застенчивая и неуклюжая. Ты поверхностная. Ты слишком серьезная и бесхарактерная. Ты нам не нравишься. Шла бы ты лучше отсюда или вообще испарилась. Но ты даже этого не можешь. Между блузкой и юбкой у тебя выпирает живот. Когда ты в джинсах, то пояс так впивается тебе в поясницу, словно вот-вот перережет тебя пополам.
Эрика хотела стать частью их мира с того самого момента, когда однажды на берегу, собирая с Рагнаром выброшенный морем хлам, она увидела загорающую на скале Марион и других девочек. На Марион были трусики от бикини в крапинку, она лежала, вытянувшись на самой дальней скале в море, а вокруг нее расположились Фрида, Эмили и Эва. Эрике захотелось оказаться среди них. Ей нравилось смотреть на четырех девочек на скале — они словно принадлежали к какому-то прекрасному сообществу, тайному и неприкосновенному. В зависимости от настроения Марион ее, Эрику, могли принять в это сообщество, а могли и не принять — и тогда она останется наедине со своим жалким маленьким тельцем и вечно будет дружить с Рагнаром, безжалостно запертая в его секретном домике, над которым висят тяжелые серые тучи.