— Припоминаем.
— Ну, раз так, нечего баклуши бить. Дуйте отседова, да поскорее.
— Какая ты грубая! — улыбнулся я.
— А какая есть, — гордо уведомила разбойница.
— Теперь вижу. Лучше скажи в какую сторону бежать?
— А вы за мной ступайте, у нас и лошадки приготовлены. Дядя, как заправский цыган, из табуна их увёл. А о сёдлах я позаботилась.
— Оружие у вас есть?
— Чего нет, того нет.
— Ладно, и на том спасибо.
Мы осторожно выбрались из амбара, задами пробежали к выступающему подлеску. Там, привязанные к деревьям, стояли лошади.
— Где твой дядька? — спросил я.
— Скоро будет, — усмехнувшись, заверила разбойница. — Шороху у раскольников наведёт и объявится.
— Чего он удумал?
— Экий вы право нетерпеливый. Обождите чуток, всё сами увидите.
Сначала мне показалось, будто вся деревня озарилась огнём, но потом дошло — это вспыхнула небольшая избушка, находившаяся в отдалении, о которой говорил Михайлов. Пламя было ярким и сильным. Оно жадно пожирало деревянный остов дома. К небу летел сноп искр.
— А ведь это для нас готовили, — истово перекрестился Чижиков. — Чудом убереглись. Господь не позволил.
— Свят! Свят! Свят! — заохал Михайлов. Должно быть, он представил себе этот кошмар наяву.
От деревни в нашу сторону мчался мужик в долгополом кафтане. Погони за ним не было. Похоже, всё произошедшее оказалось для неподготовленных местных жителей большим и неприятным сюрпризом.
— Вот и дяденька, — довольно хихикнула девица. — Зря старались двуперстники, все труды впустую.
Мужик, оказавшийся старым знакомым, когда-то чуть было не облегчившим наши кошельки, степенно залез на коня.
— Пора уходить, а то не ровён час — на глаза попадёмся. Старец поди совсем осерчает, лютовать начнёт. Ох, не хотел бы ему сейчас подвернуться.
Отмахав десятка полтора вёрст, встали на привал. Погони не было, раскольники вероятней всего зализывали полученные раны. Им действительно пришлось несладко — сутки напролёт тушили пожары, а впереди ещё разборки с поляками с непредсказуемым результатом. Вот уж кому не позавидуешь.
Разбойники поделились небогатыми припасами — немного хлеба, сыр. Неподалёку протекал ручей с холодной и чистой как слеза водой. Мы напились сами, напоили лошадей и пустили попастись на травку.
Устал я ужасно, казалось, в теле не нашлось ни одной не избитой косточки. Болело всё — спина, руки, ноги. Голова и та гремела как чугунный котелок.
Я снял сапоги, поставил сушиться, опустил голые ступни в мягкий травяной ковёр, ощутил голой кожей дуновение лёгкого ветерка. Сразу стало уютно и хорошо, будто мы были не в дремучем лесу, а на южном курорте.