В ночной прохладе обострились запахи цветов, земли, деревьев. Глядя на светлое небо, на полоску зари у горизонта, Ольга Арчиловна вспомнила Ленинград, белые ночи. На Дальнем Востоке, который стал ее новым домом, их не бывает. Там летом бархатное темное небо со сверкающей россыпью звезд...
В доме через дорогу зажглись окна, донесся звучный голос лейтенанта. Вскоре на участок Баулина вместе с Манукянцем пришли пожилой мужчина и девушка. Участковый держал в руках топор — на случай, если придется вскрывать дверь.
Чикуров объяснил понятым, что от них требуется.
Поднялись на крыльцо.
— Выключатель, — подсказала Ольга Арчиловна.
Игорь Андреевич и сам уже заметил возле двери белую клавишу. Нажал на нее. В шестиугольнике иллюминатора вспыхнул свет. Чикуров, скорей всего по привычке, надавил рукой на дверь. Она бесшумно отворилась.
— Не входить! — вдруг раздался сзади голос Хрусталева.
На вопросительный взгляд Чикурова пояснил, вытянув вперед шею:
— Следы...
Все невольно посмотрели на пол в сенях. Действительно, на крашеных половицах явно виднелась засохшая земля. Вернее, полоски сухой глины, сохранившие рисунок рельефных подошв какой-то обуви.
Следы шли до середины прихожей. Там, где они обрывались, стояли домашние тапочки. Причем стояли очень аккуратно, носками к входу.
— Понятно, — сказал Хрусталев. — Вошедший снял грязную обувь, надел тапочки. Побывал, видимо, в комнатах, а когда выходил, оставил тапочки и надел свою обувь.
Эксперт-криминалист начал колдовать над следами. Измерил, сфотографировал, зафиксировал их особым составом. И сложил вещественные доказательства в целлофановые пакеты.
— Можете проходить, — разрешил Хрусталев.
Прихожая была пуста. Лишь на вешалке висел старый пиджак. В таких обычно хозяева работают на участке.
Игорь Андреевич отворил дверь в комнату, прошелся рукой возле косяка. Мягко щелкнул выключатель.
Комната большая. С потолка на толстом шнуре свисала лампочка.
— А говорили, — негромко произнес понятой, — у Евгения Тимуровича люстра чуть ли не из княжеских хором...
Гостиная выглядела странно. Словно хозяева собирались переезжать или затеяли ремонт, но не успели вынести все вещи. Посреди комнаты стоял дорогой, из мореного дуба, овальный стол, без скатерти. Высокий зеркальный буфет был лишь частично заполнен посудой. На диване лежал пушистый плед, но на полу не было ковра, хотя он здесь явно когда-то находился — паркет под ним был темнее, чем вокруг.
На окне висела тюлевая занавеска, но карниз для гардин пустовал.
«Где же редкий хрусталь? — недоумевал Латынис. — И картины всего две... Неужели Савчук, мягко говоря, присочинила?»