У Курта мелькнула безрадостная мысль: каково же, наверное, живется жене Джеффа. Эту пристройку они строили уже полтора года, и Джефф постоянно говорил о ней. Нетрудно было представить себе, почему жена ищет убежища в мире снов.
Джефф продолжал:
— В этом все дело. Ты заснул, тебе приснилось. Не обращай на них внимания. Скотт перепугался, это понятно. Я тоже пугаюсь, когда она начинает искать баранью ногу в гардеробе.
И несколько дней Курт провел дома. Он с неохотой принял теорию Джеффа. В воспоминаниях о том, как он дважды видел девочку, не было расплывчатости, пробуксовки времени, свойственной снам, но Курт знал, насколько сны бывают обманчивы. У него и прежде путались сны с реальностью; врачи говорили, что это не такая уж редкость. Было что-то от кошмара в тревоге, которую он испытал оба раза, когда увидел ее. Он боялся, что у него все еще продолжают появляться такие провалы в сознании. И не понимал, удалось ли ему преодолеть проблемы со сном в последние несколько лет. Часто ли виденное во сне он запоминал как явь?
Оставшись дома, он вспомнил о своем забытом уже решении. Надо найти работу, где он не будет отрезан от людей и где не будет чересполосицы дежурств. Он устал прятаться от жизни в «Зеленых дубах». Ничего хорошего это ему не дало.
Теперь Курт дежурил по ночам с Гэвином. Гэвин, как и Курт, не был свойским парнем — пиво пить не ходил, камеры на женские груди не нацеливал, держался тихо и каждый вечер отправлялся домой к жене. Гэвин выглядел так, как будто солнечный свет никогда его не касался. Волосы у него были светло-рыжие, кожа — молочно-белая. Неподвижным взглядом голубых глаз он напоминал Курту Джерри Ли Льюиса.>27 На лице его, казалось, вот-вот выразится страшная ярость или ядовитая насмешка, но ни то, ни другое окончательно не проявлялось. Курт ни слова от него не слышал до первого вечера, когда они остались дежурить вместе, — тут он заговорил, и говорил много. Курт подумал, что Гэвин, наверное, старается ради того, чтобы его не клонило в сон. Но тихий, едва слышный голос Гэвина был слабым возбуждающим, и за время первого ночного монолога голова у Курта дважды падала на грудь. Этот же монолог с минимальными тематическими вариациями продолжался и все последующие ночи. Гэвин мог говорить часами. Курту еще не приходилось переживать подобные ночи. Время между часом и четырьмя тянулось как будто сутками и сутками. Сколько бы ни расхаживал Курт по автостоянке и коридорам, он знал, что Гэвин дожидается его в дежурке, дабы продолжить тихую, медленную пытку.