Емельян, проталкиваясь сквозь бойцовскую гурьбу, с завистью смотрел на резвящихся и одобрительно улыбался. Как это здорово, когда человек не отягощен заботами, когда он свободен и сыт и ничто ему в сию минуту не угрожает.
И вдруг Емельян резко притормозил, даже остановился.
— Кто это? — только он один услышал свой собственный вопрос и впился глазами в очень знакомое лицо, которое из всей толпы отличалось смуглостью и длинным, во всю правую щеку, шрамом.
— Стой! — Усольцев ухватил Нечаева за плечо.
— Ну стою, — спокойно сказал Захар и удивленно посмотрел на Емельяна, который вдруг лицом изменился, глаза его в прищуре силились разглядеть что-то или кого-то. — Ну, чего стоим?
— Погоди, — отрешенно произнес Усольцев. — Он... Точно он...
Емельян глазам своим не верил. Он сделал еще несколько шагов вперед, внимательно пригляделся и только теперь увидел в петлицах военного со шрамом одну шпалу и красную звезду на рукаве.
— Это же мой политрук, — прошептал Усольцев. — Он самый... Слышишь, Нечаев?
— Который? — не понял Захар.
— Вон тот, что со шрамом на щеке... Ну, чернявый... Фамилию знаешь?
— Знаю... Ну, Марголин... Комиссар нашего батальона...
— Верно? — Усольцев обхватил Захара и от радости расцеловал его.
— Ты чего?.. Спятил? — Захар отстранил от себя Усольцева.
— Спасибо тебе, дружок! — сказал Емельян и, проталкиваясь мимо столпившихся бойцов, двинулся прямо к политруку. Следом пошел и Нечаев.
Но вплотную подойти к комиссару Усольцев не смог: бойцы стояли плотно и ловили каждое комиссарово слово. У них было много вопросов: и на какой фронт едут, и когда будет горячая пища, и почему часты остановки в пути, но главный вопрос, который волновал буквально всех: как там на фронте? Неужто немец уже к Волге подошел?
Усольцев, на которого шикали со всех сторон, чтоб стоял спокойно, вынужден был подчиниться. Ничего, подумал он, можно и повременить, будет же конец вопросам — расступится братва, вот тогда и шагнет он к своему партизанскому комиссару: «Узнаете?.. Залужский лес... речку Птичь... Помните?»
Должен помнить. Вместе же там фашистов колошматили. Сколько раз ему, Емельяну, приходилось идти на задание по приказу самого комиссара отряда... Вот бы сейчас сюда пучеглазого лейтенанта, пущай бы держал ответ перед товарищем старшим политруком за свои пакостные слова.
Емельян вдруг явственно ощутил голод: перед глазами запрыгали черные точки, рот сковала сухость, а ноги будто ватными стали. Не мудрено, ведь со вчерашнего дня пищи не видел. Завалящую бы корочку хлеба! Машинально пошарил в карманах брюк, хотя знал, что там пусто, но все-таки... Откуда-то потянуло чесноком... Значит, кто-то поблизости ест. Емельян оглянулся, силясь увидеть того счастливчика, который, возможно, поделится с ним хоть какой-нибудь съестной крохой.