— Захар, это ты жуешь?
— Нет, — удивленно произнес Нечаев. — А что?
— Померещилось, — вяло прошептал Емельян. Захар все понял и, обращаясь к рядом стоявшему бойцу, тихо спросил:
— Нет ли сахару или хлебца?
На счастье у соседа нашелся приличный кусок сахара-рафинада.
— Премного благодарен, — произнес Нечаев и тут же сунул рафинад в Емельянову руку.
Усольцев так увлекся сахаром, что даже не заметил, как оборвалась речь комиссара и каким образом комиссар, преодолев плотное кольцо бойцов, оказался рядом с ним.
— Усольцев?.. Емельян?.. Уралец?.. Не ошибаюсь?
Емельян аж оцепенел от неловкости.
— Какими судьбами? — продолжал допытываться комиссар.
Усольцев пристально посмотрел в лицо Марголину: изменился ли? Конечно! Вон какой шрам. А густую копну темных волос усеяла седина.
— Ну, чего онемел? — толкнул Емельяна в бок Нечаев.
Усольцев, опомнившись, сплюнул нерастаявший еще рафинад и громко произнес:
— Так точно! Усольцев Емельян... Тот самый уралец...
— И мой давний боевой друг! — так же, как и Усольцев, громко произнес комиссар и, обхватив Емельяна, прижал его к себе.
— Елки-моталки! — Нечаев подмигнул бойцу, который сахаром угостил. — Во как бывает...
А комиссар, обращаясь ко всем, сказал:
— Перед вами бесстрашный истребитель фашистов... Но об этом потом, — и, повернувшись к Усольцеву, спросил: — А что так выглядишь? Без ремня и весь изодран...
— Из госпиталя я, — ответил Емельян и запнулся.
— Сбежал? — допытывался комиссар.
— Оно так... Сбежал...
Усольцеву не хотелось при всех говорить о том, что он пережил в эти три дня, и о лейтенанте, который чуть к стенке не поставил, да и перед Нечаевым неловко было, про какую-то телку наплел.
— Говори, товарищ Усольцев, — подбадривал комиссар. — Смелее. Тут все свои.
Паровоз длинно загудел.
— По вагонам, товарищи! — скомандовал комиссар и, взяв Усольцева за локоть, повел его в свою теплушку.
— Мне-то можно с вами? — обратился к комиссару Нечаев. — Я с ним... Сопровождаю...
— Как сопровождаете?.. Разве товарищ Усольцев арестованный?
— Не-е, я подсобляю ему.
— Коль подсобляете, то можно. Давайте к нам!
В теплушке, в которой находился штаб стрелкового батальона, было совсем свободно. Усольцева и Нечаева угостили крепко заваренным чаем. Чай взбодрил Емельяна, и сейчас ему захотелось рассказать о своих мытарствах и товарищу комиссару, и всем, кто был в теплушке. Захар тоже пусть услышит всю правду.