Когда сумерки туманом затянули морскую даль, каноэ свернуло в мелкий залив и, миновав полосу прибоя, вплотную подошло к широкому, плавно поднимавшемуся из воды берегу. Мальчики выскочили из лодки и втащили ее на пологий склон. Обессиленные, они упали на песок, но уже через минуту вскочили на ноги, сияя от гордости. В какую бы они ни зашли хижину, сегодня везде их будут встречать с почетом. Разве не они привезли Лангри?
Растянувшись в процессию, они двинулись через деревню, и с каждой хижиной, мимо которой они проходили, шествие становилось все многолюднее. Взрослые — с выражением глубокого почтения и охваченные благоговейным трепетом дети выходили на улицу и торжественно следовали за О'Брайеном. Хижина Старейшины стояла в отдалении от остальных, на вершине холма, и сам он, воздев к небу руки, ждал их там с улыбкой на морщинистом лице. Не дойдя до него шагов десять, О'Брайен остановился и тоже поднял руки. Жители деревни притихли, не спуская с них глаз.
— Привет тебе, — сказал О'Брайен.
— Слышать твое приветствие столь же приятно, как видеть тебя. В надежде на твой приезд я распорядился устроить пир.
— А меня привела сюда надежда попировать с тобой.
О'Брайен приблизился к Старейшине, и они пожали друг другу руки. Ритуал был выполнен, и жители деревни, вполголоса обмениваясь одобрительными замечаниями, начали медленно расходиться. Старейшина взял О'Брайена за руку и повел его мимо хижины в маленькую рощицу, где между деревьями были развешаны гамаки. Молодая девушка принесла им сосуды из выдолбленных плодов, и они, потягивая напиток, отдыхали в молчании, пока не сгустилась тьма.
— Лангри ведь больше не путешествует, — наконец сказал Старейшина.
— Лангри пускается в путь, когда он чем-то озабочен.
— Так поговорим о том, что тебя заботит.
— Я стар, — произнес О'Брайен.
— Ты старше всех, — согласился Старейшина.
О'Брайен слабо улыбнулся. Для местных жителей слово «старый» означало «мудрый». Старейшина сделал ему величайший комплимент, а он не почувствовал в душе ничего, кроме пустоты и усталости.
— Я стар, — повторил он, — и я скоро умру.
Старейшина быстро повернулся к нему.
— Никто не живет вечно, — сказал О'Брайен.
— Верно. Но тот, кто боится смерти, умирает от страха.
— Я боюсь не за себя.
— Значит, Лангри заботится не о себе. Однако ты сказал мне, что чем-то озабочен.
— Это твоя забота. Забота всего твоего народа, который стал и моим.
Старейшина медленно кивнул.
— Мы всегда внимательно прислушиваемся к словам Лангри.
— Ты ведь помнишь, — сказал О'Брайен, — что я прибыл сюда издалека и остался у вас потому, что корабль, который доставил меня сюда, больше не мог летать. Я попал в ваши края случайно — сбился с пути, а мой корабль тяжело заболел.