— Что с Вовкой? — Спросил я Рику, когда мы уже ехали домой.
— Ничего. — Спокойно ответила она, глядя в окно. — Он их ненавидит.
Я изумленно повернулся к ней.
— Да брось, я бы не сказал…
— Ему нравился Степан. Степка был идеалистом, тоже солдатом, но он был искренним. Владимир никогда не простит им, что они его погубили.
— Он тебе сказал это?
— Не обязательно об этом говорить. Я знаю и так. Я его мать, ты все время об этом забываешь. Когда он был маленьким, я просыпалась за минуту до того, как он начинал плакать в другой комнате. Нам не нужно
что-то говорить, мы и так знаем друг о друге все.
— Ты с ним согласна? Ты тоже ненавидишь их? — Осторожно спросил я.
Она усмехнулась.
— Если я знаю что он чувствует, не обязательно я чувствую то же самое.
— Послушай, Рик, но ведь он не совсем прав. Ненависть — это слишком сильная штука, чтобы вот так вот… они все равно его родные. К тому же, ведь Степан все-таки сам поехал туда. Это был его выбор, он взрослый человек и сам принимает решения. Быть может, твои родители просто совершили ошибку. В стрессовой ситуации — это ведь не удивительно. Обратились к ментам. Просто быть может так пытались его спасти. Теперь свою ошибку прикрывают идеологией, пытаются себя оправдать… А он их ненавидит. Он еще слишком юн, чтобы вот так с наскока осуждать старших. Ты бы могла ему объяснить…
— Ну надо же, — устало сказала она, — я думала в ненависти к моим родителям вы с ними солидарны.
— Брось, они не очень мне приятны, но мне не за что их ненавидеть. Особо сильно.
— Денис, Степан был не тот человек, который сам был способен сделать выбор, понимаешь? В этом все дело.
— А ты? Ты способна сделать выбор сама? Иногда мне кажется, что ты выбрала меня по-настоящему только после одобрения родителей и согласия Владимира.
— Может так. Я не знаю. Совсем сама… я еще не пробовала.
Я стал более внимательно присматриваться к Владимиру. Мне не хотелось выискивать в нем намеренно недостатки, но мотор оказался запущен и мое любопытство, почти болезненное, было уже не остановить. Владимир, этот лучик света в темном царстве вполне умел уже ненавидеть, осуждать, лицемерить… странным казалось, что испытывая ненависть к деду с бабкой, он в тоже время затаривал свою комнату им на радость книжками. Впрочем, тут я ошибся. Никакого лицемерия не было и в помине. И если Есенин с Куприным не убедили меня, это сделал Фаулз. Несколько раз я замечал эту книжицу в руках у мальчишки. Он читал ее у меня на работе, читал, валяясь у нас дома на кровати когда оставался ночевать. Даже любимые компьютерные игры оставляли его равнодушным в эти несколько дней, когда он таскался с книжкой. Я поинтересовался однажды, что за шедевр его так захватил, Вовка показал мне обложку. Джон Фаулз "Волхв". Помнится, я читал что-то Фаулза, сказал я. "Коллекционер" кажется. Ничего особенного.