— Не съем, оставлю ребенку. Жаль, что я потратился на эту дачу, теперь у меня в городе нет квартиры. Ладно, пойдем в мой номер в гостинице, это здесь рядом.
— Я знаю.
Они поцеловались, проходя мимо пляжа, унося импульсы желаний… Ребенок спал, его оставили спать в коляске. Самсон и Ивина, приняв душ, вступили в новую фазу своей любви, но без участия грудного молока.
Самсон отодвинулся от Ивины и спросил, глядя в гостиничный потолок:
— Ивина, у тебя была однокомнатная квартира, она еще есть? Мне этот номер в гостинице обходится в копеечку.
— Тяжелый случай. После рождения малыша мы из моей однокомнатной квартиры переехали в трехкомнатную квартиру Инессы Евгеньевны. А она, скрипя зубами, переехала в нашу квартиру. Дальше — хуже. Мою квартиру она отдала Родьке, его квартиру забрала для реставрационной мастерской, так, как она находится на первом этаже, а себе она купила двух комнатную квартиру в новостройке. Вот и все!
— Слушай, а чего я тут с тобой время трачу, если у тебя квартиры нет? Шла бы ты к своему Крассу, раз у вас на троих теперь трехкомнатная квартира.
— А у нас с тобой сын, ты забыл? И у тебя есть загородный дом!
— Но у тебя нет ничего, ведь квартира у вас общая!
— У меня есть наш сын.
— Так забирай его и дуй к своему хозяину квартиры!
— Как, знаешь! Красс отец ребенка, а не ты, Самсон! Как бы он мог быть твоим ребенком, если мы с тобой познакомились через твой аппетит, к грудному молоку? — сказала Ивина, покормив грудью, проснувшегося в коляске малыша и вышла на улицу.
Темнело, тополиный пух притаился среди травы.
Ивина с помощью случайного помощника поставила коляску с малышом в автобус и поехала домой.
Красс с Родькой сидели в креслах рядом с мраморным столом, и пили пиво.
— Красс, вон она, приехала, — вскричал Родька и пошел в соседнюю квартиру.
Красс поцеловал Ивину. Жизнь есть жизнь. Невостребованная любовь Красса требовала выхода. Ребенок спал. Пришлось Ивине второй раз за вечер выполнить супружеский долг. Долг есть долг. Самсон, послав подальше бедную Ивину, помня о том, что богатым он стал из-за одной богатой женщины, решил приумножить свое богатство за счет другой состоятельной женщины, и прямо скажем еще молодой.
Лизавета за месяц отмыла все помещения дома Самсона, последней комнатой был местный музей, ключи от которого она получила в последнюю очередь. В комнате, за вишневыми портьерами ей было немного жутко, казалось, что предметы старины были живыми, они светились и подмигивали солнечным гранатами. Она, дрожа всем телом, протирала загадочную мебель, утыканную солнечными камешками, и с величайшим наслаждением закрыла дверь этой комнаты; радуясь, что срок ее работы на даче подошел к концу. Она получила расчет.