Я благоразумно ретировался. В начале лестницы, замучившись таскать тяжелый старый зонт, я прислонил его к стене и налегке отправился к мадам Лазерг, которую поразил мой взъерошенный вид. Я рассказал ей о происшествии во дворе и спросил, не слышала ли она случайно собачьего лая.
— Нет. — Она покачала головой. — Я, как всегда, выходила сегодня, утром купить хлеба и молока, но ни по дороге на улицу, ни по пути обратно ничего во дворе не слышала. Мальчишки просто решили посмеяться над тобой. Они никого не щадят, даже меня, больную женщину. Подумай, если бы твоя собака была там, она бы залилась лаем, услышав твой голос!
Решив забыть об этом происшествии, я рассказал мадам Лазерг о своем визите в больницу, промолчал только о человеке в сером пальто, чтобы не пугать напрасно добрую женщину.
Затем я взял у нее ключ и пошел наверх. Книга стояла на своем месте, на этажерке. Я воспользовался представившейся возможностью, чтобы обследовать комнату слепого. Похоже, после ухода хозяина в ней ничего не изменилось. Во всяком случае, прекрасный рояль Ференца Листа спокойно дремал под своим чехлом.
Вернув ключ, я пошел вниз по лестнице. Мне предстояла неприятная прогулка по двору под взглядами ребятни и старьевщиков, и, размышляя об этом, я забыл в подъезде зонт. Пришлось за ним возвращаться. Мальчишек, к счастью, не было, их разогнал дождь, который лил теперь как из ведра. Я еще раз позвал свою собаку — безуспешно. Наконец с тяжелым томом под мышкой и с зонтом, висевшим на руке, я вышел из мрачного двора.
Когда я дошел до набережной возле моста Сен-Венсан, дождь стал еще сильнее и мне пришлось-таки воспользоваться зонтом. Как только я его открыл, к моим ногам упала какая-то бумажка, видимо, лежавшая внутри. Сначала я не обратил на нее внимания, подумав, что ее засунул туда мой младший братишка, но тут же вспомнил, что уже раскрывал зонт, когда вышел из дому. Следовательно, если бы бумажка лежала внутри, она выпала бы еще тогда.
Вернувшись, я подобрал ее. Это был клочок газеты. На полях какой-то статьи было написано карандашом:
Прихади сиводня вечером ф тупик.
Писал это ребенок, плохо знакомый с орфографией: он сделал четыре грубые ошибки. Наскоро нацарапанные слова не так-то легко было разобрать. В двух местах карандаш прорвал бумагу. Не было сомнения — записку положили в зонт, пока он стоял в подъезде.
Шагая под проливным дождем, я несколько раз перечитал записку, пытаясь понять ее смысл. Кто ее написал? Какой-нибудь паренек из этого ужасного двора? Но зачем он хочет со мной встретиться?.. Я убрал клочок газеты в карман и прибавил шагу, чтобы не опоздать к Сапожнику.