— Да будет тебе, батя про шкурки-то. Когда это было!
— А хоть бы и давно, — разошелся Сыч. — Не хозяин ты, Ленька! Все тебе: ер да еры упали с горы. Знаю, наследства моего ждешь. Так вот, парень, может статься, что я просто нищий по сравнению с тем, что там может быть. Понял?
В этот вечер Ксения так и не дождалась младшего Сыча.
— Коля, Коленька!
Першин открыл глаза. Над ним склонилась Вера.
— Что с тобой? — она трясла его за плечо.
Николай приподнял голову и с недоумением посмотрел на Веру.
— Ты… что здесь делаешь?
Он почувствовал, как кто-то прерывисто дышит рядом. Теплый шершавый язык лизнул руку.
— Малыш! — сообразил он и погладил собачью голову.
Пес вертелся вокруг лежавшего на земле Николая и всем своим видом выражал готовность помочь.
— На тебя кто-то напал?
— Я… не знаю.
Костерок, разведенный Першиным, потух. Луна, светившая несколько часов назад откуда-то сбоку, висела прямо над головой. На траве валялись остатки бекона, хлеб, раздавленные помидоры. Бутылка водки лежала тут же. Она была пустая.
Николай уставился на нее, пытаясь восстановить в памяти события.
Он все отлично помнил. Вязы, под которыми сидел на потемневшей от дождей скамейке, двух каркающих воронов, сорок, перелетавших с места на место и переругивавшихся между собой. Потом ходил на пруд, видел дергача. Вспомнил, что когда ломал сухие ветки для костра, услышал треск сучьев. Что-то живое находилось совсем рядом. Подумал, что это потревоженная птица или ночной зверек. Потом он стелил газету на траве, доставал продукты и пил водку прямо из горла.
Николай закрыл глаза.
— Тебе опять плохо? — тут же раздался голос Веры.
— Хорошо, — прошептал он. — Подожди…
Когда сидел возле разведенного огонька, продолжал вспоминать он, стало зябко. А перед этим… Перед этим показалось, что кто-то стоит за его спиной. Он сидел и боялся оглянуться. Да, да, все так и было. Он замерз и потянулся за курткой. Вот в этот момент на него и напали. Кто-то выскочил из кустов и ударил по голове.
Он застонал. Вера, сидевшая рядом, желая подбодрить, крепко сжала его руку.
— Надо уходить отсюда, — сказала она.
— Да, да.
— Ты сможешь идти?
— Постараюсь.
Он ощупывал голову, ныло возле виска. Но это была не та изматывающая, одуряющая боль, к которой привык. От той, что бы ни делал, не было спасения. Эта…
Он осторожно поворачивался, словно хотел удостовериться, что не скрутит его, не согнет от сильнейшего приступа. Это тогда, боясь потерять сознание от невыносимой боли, он научился не крутить шеей, а разворачиваться всем корпусом. Странное дело, с каждой минутой шум в голове утихал, он чувствовал себя все лучше и лучше. А главное, помнил все, что произошло.