— Здесь ворожея живет, самая настоящая. Она мне однажды предсказала, что муж мой умрет от простуды. И на самом деле он через два месяца умер. Извините, вы мне как-то говорили, что молитвы знаете?
— Кое-какие, — Зайцев усмехнулся. — А вам-то они к чему? Грешны?
— Да так, — вдовушка почему-то покраснела и кокетливо опустила глаза. — Вы уж мне хоть маленькую напишите на бумаге, ладно?
— Хорошо, в следующий раз, когда придете в гости, я приготовлю.
— Тогда через пару дней, ага? — Она взялась за ручку дверцы и озорно блеснула темными глазами. — А вы небось думаете, я здесь живу? Нет, я живу отсюда неподалеку. А сюда попросила подвезти для конспирации. Понятно? — И вышла.
Зайцев покачал головой и быстро вернулся на работу.
Металла у него скопилось достаточно, на много лет беззаботной работы. И не граммами паршивых колечек, гражданин Поляков, измеряется этот запас, а килограммами. В Москву для Вернера Штольца возьму побольше. Интересно, сколько он запросит теперь за грамм? Я начну свой торг с пятидесяти рублей. Но меньше, чем за двадцать, не уступлю. Надо будет все продать, до последнего грамма. А потом, когда будет тысяч сто, можно будет попросить политического убежища где-нибудь. Или нет, сначала надо очень аккуратно на эту тему с Вернером поговорить. Так-то, Поляков! Только попробуйте написать анонимку! Я все спрячу, все до единой пылинки. Вам ничего не останется. Да и мне ничего не будет, не найдут. Ну, потрепят нервы. А разве мне их мало кто трепал? Доказать эти сыщики ничего не смогут. Клиенты мои разлетаются по белому свету, однако в отличие от пчел мед с них собираю я. И все ужасно довольны. И никакого шума. А Поляковы — не в счет. Бог мой, да я когда-нибудь, когда буду за границей жить, и имен-то их не смогу вспомнить!
20
Елена Петровна Кудрявцева возвращалась с работы рейсовым автобусом. Настроение у нее было неважное. И причины на то были веские. Опять начал побаливать желудок, в нем словно поселился маленький ежик, который вдруг ни с того, ни с сего начинал распрямлять там, внутри, свои колючки, и от боли ей хотелось плакать. Она торопливо доставала порошок соды, высыпала на язык и бежала в комнату приема пищи, запивала холодной водой. Подруги молча жалели ее, а технолог Нина Борисовна Костылева прямо сказала:
— Ты, Ленка, не жалеешь себя совсем. Тебе надо переходить на другой участок, работать только в первую смену и лечиться. Напиши заявление в цехком, получишь путевку в какой-нибудь Пятигорск или Кисловодск, и лечись. Тебе, как передовику, путевку должны выделить в первую очередь, и бесплатную в придачу.