Матвеев написал несколько цифр на листе бумаги, на котором Панкратов нарисовал цепочку возможных преступников. Панкратов продиктовал номер телефона и положил трубку:
— Бумажку-то спрячь, может, в дело подшивать придется, — и, подмигнув Матвееву, легонько толкнул его в плечо. — Ну, пойдем, Петр, догонять ребят. Домой звонить Алексееву не совсем удобно. Наверно, ругает меня. А что бы я ему в восемь вечера мог доложить? Что мы установили продавца? Так он в этом и не сомневался. Мы нашу версию нащупали только что. Слышь, Петр Васильевич, а Гирин-то — психолог. Как тактично он меня поправил насчет Гусева. Учись у старших, Матвеев, всегда пригодится.
Коля Марков знал, что из области приедет начальство, поэтому сразу после возвращения из поездки в соседний район быстро перекусил и тщательно вымыл свой «уазик», заменил проколотое колесо, заправил бак бензином.
Панкратов, который отказался сесть рядом с водителем, уступил это место Гирину и, теснясь за спиной Маркова, спросил, внимательно глядя на пустую, хорошо освещенную улицу:
— Анатолий Константинович, а вы так и не записались в общую очередь к стоматологу?
— Нет, Юрий Степанович, в этой очереди ждать надо почти два года. Лучше я простой зуб вставлю, как наш Коля. И быстро, и недорого, и красиво.
— Это чистая правда, — кивнул Марков и покосился на спидометр. Стрелка его дрожала около цифры «90».
12
День был такой долгий и трудный, что Алексеев, отпустив машину, вошел в подъезд, посмотрел на лестничный марш, потом махнул рукой и нажал кнопку вызова лифта. Тот сразу открылся, и через две минуты Алексеев, стараясь не шуметь, снял ботинки, надел тапочки и медленно пошел на кухню мимо спальни. Ее окно выходило во двор, поэтому Алексеев, подъезжая к дому, не видел, что в спальне горит бра. Он нерешительно постоял около широкой зашторенной застекленной двери, пошел на кухню. Включил свет, положил кожаную папку с бумагами на стол, тронул стоящий на плите чайник — горячий. Значит, его, как всегда, ждали. Едва слышно скрипнула дверь, и на кухню вошла жена:
— Миша, добрый вечер.
— Здравствуй, Валя, — Алексеев подошел к жене, поцеловал ее в щеку. — Почему Ирина не спит? — спросил он про невестку. — Читает?
— Тамарочка, кажется, простыла, температура у нее.
— Вот те раз! Почему мне не позвонили, почему врача не вызвали? — Алексеев обиженно вскинул брови и чуть повысил голос. Его внучке было четыре месяца. — А может, не простыла, а животик разболелся?
— Ты, дед, особенно-то не шуми, заснула она. Врач был, сказал, что ничего страшного. — Валентина Ивановна налила чаю в стакан с подстаканником. — Миш, или супчику разогреть?