– Никто тебя не заставляет, – сказал Толик. – Не хочешь – не надо. Лева, отчаливай.
Чувствуя себя крайне неловко, Лева оттолкнулся веслом от берега, и узкий «Гонорар» заскользил по сумрачной предгрозовой воде, неохотно теряя скорость, пока не клюнул носом в борт яхты.
В полном молчании все смотрели на оставшуюся на берегу Наталью.
– Это подло! – хрипло выговорила она, и губы ее дрогнули.
Толик хладнокровно пожал плечами.
– Валентин! – взвыла Наталья. – Неужели ты допустишь?..
– Сидеть! – тихо и грозно сказал Толик дернувшемуся Валентину.
А пустой «Гонорар» уже скользил в обратном направлении. Его оттолкнул Лева – просто так, без всякой задней мысли, но Наталья почему‑то восприняла этот поступок как пощечину.
– Мне не нужны ваши подачки! – И порожнее каноэ снова устремилось к яхте. Лева поймал его за нос и вопросительно поглядел на Толика.
– А не нужны – так не нужны, – все так же невозмутимо проговорил вождь. – Счастливо оставаться.
Но тут потемнело, заворчало, пальмы на склонах зашевелились, как бы приседая, и Наталья поняла, что шутки кончились.
– Это подло! – беспомощно повторила она.
– Лева… – сжалился Толик, и Лева опять послал каноэ к берегу.
На этот раз Наталья не ломалась. Неумело орудуя веслом, она подгребла к латаному борту «Пенелопа» – и в этот миг вода в бухте шумно вскипела от первого удара тропического ливня.
Толик мельком глянул на Валентина и поразился, прочтя в его глазах огромное облегчение.
«Все‑таки, наверное, Валька очень хороший человек, – подумал Толик. – Я бы на его месте расстроился».
20
На втором часу ожидания Федор Сидоров прокричал с борта «Пенелопа», что если хоть еще одна капля упадет на его полотна, он немедля высаживается на берег. Но в этот момент брезентовый тент захлопал так громко, что Федора на дюральке не поняли.
– Сиди уж, – буркнул Лева. – Вплавь, что ли, будешь высаживаться?
Гроза бесчинствовала и мародерствовала. В роще трещали, отламываясь, пальмовые ветви. Объякоренный по корме и по носу «Пенелоп» то и дело норовил лечь бортом на истоптанную ветром воду. Вдобавок он был перегружен и протекал немилосердно.
Страха или какого‑нибудь там особенного замирания давно уже ни в ком не было. Была досада. На Валентина, на Толика, на самих себя. «Господи! – отчетливо читалось на лицах. – Сколько еще будет продолжаться гроза? Когда же, наконец этот идиотизм кончится?»
Не защищенный от ливня «Гонорар» наполнился водой и, притонув, плавал поблизости. Толик хмуро наблюдал за ним из дюральки.
– Зря мы его так бросили, – заметил он наконец. – И берег за собой не убрали. Черт его знает, что теперь Таароа о нас подумает, – пришли, намусорили…