— Лучше вообще не умирать. Подумал, что будет с ней? А вдруг Удольф вернется? Думаешь, простит и исправиться? А книга? Ты ведь не дописал книгу, обидно, правда? Этот все равно умрет, не от раны, так от перитонита. И ты следом. А кому нужно твое благородство?
Голос был прав, во всем прав, вот только Фома не мог поступить так, как хотел голос. Кровь — это…
— Это физика, биологи и биоэнергетика. Тебе нужно всего-то два глотка, а потом все будет как раньше… только в следующий раз пистолет держи при себе, хорошо?
Фома кивнул. Огонь внутри пожирал силы. Нужно решиться… или не решиться. Раненый рядом, уже не хрипит, но еще дышит, грудь мерно вздымается, а на темной шее тонкой полосой выделяется жилка. Два глотка… немного… зато он, Фома, останется жив. Ярви огорчится, если он умрет. Ярви не позволят остаться, и Удольф может вернуться. Нельзя умирать, значит…
— Молодец. Возьми нож, теперь можешь вынуть. — Голос шелестел в голове, прогоняя иные мысли.
Рука дрожит. И пальцы соскальзывают с липкой рукояти, выдернуть нож удалось не сразу, зато потом… как же больно… клинок длинный, в полторы ладони, и широкий, с остро заточенным краем и глубокой канавкой. Вниз стекают, летят капли крови, оседают на траве диковинными ягодами.
— Теперь быстро надо. Давай, к горлу, вот так… и резко в сторону, чтобы по артерии попал… пей, быстро.
Кровь хлынула мощным потоком, и Фома, прижавшись губами к ране, сделал глоток. Чуть не стошнило, теплая, солоновато-сладкая…
— Пей, давай, пока он живой, — Голос подхлестнул болью.
Еще глоток, и еще один. Только хуже. Огонь из раны расползается, вот-вот дойдет до сердца и тогда смерть. Зря он затеял, нужно было смелости набраться, умереть человеком. Фома пил, уже не ощущая ни вкуса, ни запаха, продолжал глотать, давился и тихо мечтал о том, чтобы потерять сознание. Желание исполнилось.
Коннован.
На то, чтобы рана полностью затянулась, ушло три недели. Я не могу сейчас вспомнить, чем я занималась эти три недели, двадцать один день из памяти будто и не было.
А может, и не было. Время — странная вещь.
Внизу весна в разгаре, раньше я любила весну, роса на траве, цветущая черемуха и от расшитого запахами воздуха пьянеешь. Здесь же воздух пахнет пылью и порохом, на редких пучках травы не роса, а каменное крошево, оно же и в воздухе, забивается в легкие, оседает на одежде и волосах, режет глаза… желтые разводы на крыльях палатки — пыль. И внутри пахнет ею же. Ничего, в конце концов, пыль — это не так и страшно, переживу.
— Как самочувствие? — поинтересовался Карл и, не дожидаясь ответа, кивнул на кресло. — Садись. Надеюсь, чувствуешь ты себя лучше, чем выглядишь. Итак, завод…