Я сказала ему, что он возмужал и похорошел. Так в конце концов и было. Раньше у него были узковатые плечи, он был слишком худой, и в его поведении чувствовалась какая-то наивность. Сейчас он быстро пришел в себя и сразу согласился меня провести. Я умышленно шла очень медленно, чтобы иметь время обо всем ему рассказать.
Вот я и сказала ему, что со мной ухаживал один пан, оказавшийся шпионом. Поскольку его видели в моем обществе, то военные власти полагают, что хоть он и бежал из Варшавы, но попытается связаться со мной. Меня обязали, немедленно дать знать, как только это произойдет. Затем я подробно пересказала Ромеку содержание письма Роберта и спросила, что мне делать. (О курах я, конечно, не упоминала, так как эта деталь несущественная, а историю романтического ореола лишает).
Внимательно выслушав меня, Ромек сказал:
— Как ты можешь хоть минуту колебаться! Если бы ты даже и хотела выполнить просьбу того шпиона, то не смогла бы этого сделать, а только навлекла бы на себя серьезные неприятности.
— Почему?
— Это же очень просто. После его бегства наверняка кто-то приставлен следить за его сейфом в банке. Было бы слишком наивно не сделать этого. И каждый, кто попытается открыть сейф, будет тут же арестован.
Я вздрогнула.
— Какой ужас!
— Еще бы. Тем более что тебя признали бы, и вполне справедливо, сообщницей шпиона.
Я посмотрела на него с недоверием.
— Ты шутишь? А положение моего мужа?..
— Даже если бы твой муж был министром, это не спасло бы тебя от обвинительного приговора и тюрьмы.
— Так что же мне делать?
— Как можно скорее отдай это письмо, как тебе сказано.
— Но это все равно, что приговорить этого человека к смерти!
— Тем лучше. Он шпион, и его надо обезвредить.
— Ты рассуждаешь по-мужски, — ответила я через минуту. — Все совсем не так просто. Ты не принимаешь во внимание, что, последовав твоему совету, я выдам человека, который не имеет в мире никого, кроме меня. Человека, который мне доверился. Если бы ты был на его месте, то смотрел бы на все иначе.
Ромек улыбнулся.
— Я не мог бы быть на его месте по двум причинам. Во-первых, я не представляю себе такой ситуации, в которой согласился бы подвергнуть тебя опасности, а во-вторых, я не шпион. А ты, прежде всего, должна исходить из того, что ты полька, жена польского дипломата. Как же ты можешь даже думать о том, чтобы стать союзницей человека, который является врагом государства?
Я не могла не признать справедливости его слов. В конце концов, я, пожалуй, и сама поступила бы так, как он посоветовал. Но это не может освободить меня от угрызений совести за свой поступок.