Доктор нахмурил брови:
— Пан комендант! Я не понимаю вас! Вы, кажется, призваны карать преступления. Я, как гражданин, знаю, что этим должны заниматься суды. Квалифицировать действия преступника не в нашей компетенции. Поэтому, подавая заявление, я имею право надеяться, что вы дадите этому делу надлежащий ход. Я настаиваю на проведении обыска и аресте вора.
Полицейский кивнул головой.
Хорошо, пан доктор, я выполню то, чего требует мой служебный долг.
— А я, как пострадавший, могу помочь при обыске?
— Да, — сухо ответил Земек.
— Когда вы собираетесь приступить?
Земек посмотрел на часы:
— Сейчас же. Не хочу чтобы меня уличили в медлительности.
— Сейчас у меня обед, — заметил доктор. — Может быть, поедем на мельницу часика через два?
— Нет, пан доктор. Обыск будет произведен сейчас. Если вы хотите присутствовать…
— Хорошо, я еду с вами.
Земек вызвал одного из своих подчиненных и распорядился найти фурманку.
На мельнице не ожидали приезда гостей. Жизнь текла своим чередом, с той лишь разницей, что Антоний сейчас почти не приходил работать на мельницу, меньше принимал больных, да и тех осматривал во дворе, а в дождливые дни — в сенях, не впуская в избу.
В избе на чисто застеленной постели лежала Марыся. Девушка выздоравливала удивительно быстро. Жизнеспособность молодого организма сделала свое дело. Послеоперационная рана хорошо заживала, появился аппетит. Первоначальные опасения знахаря, что последствия несчастного случая проявятся в различных осложнениях, оказались, к счастью, напрасными. Она свободно двигала руками, плечевые суставы и ноги тоже не вызывали тревоги. Видимо, мозг не был затронут, поэтому острота слуха и зрения осталась прежней, а говорила она все тем же звонким голосом, проводя целые дни в беседах со своим опекуном.
Когда она пришла в сознание, ее первый вопрос был о Лешеке. Услышав, что у него нет серьезных повреждений и родители отправили его на лечение за границу, она с облегчением вздохнула:
— Только бы он поправился!
Как они попали в катастрофу, она не помнила, не заметила, чтобы что-то лежало на дороге, но знала, что они ехали довольно быстро. Память сохранила лишь визг тормозов, ощущение полета и темноту. Очнувшись, она не могла понять, почему находится в незнакомой избе, а не на мотоцикле в зарослях, не могла представить, что была на волосок от смерти. Антоний Косиба не обмолвился ни словом о трагичной борьбе за ее жизнь, не объяснил, какие серьезные и тяжелые травмы она получила.
— У тебя, голубка, на затылке сломана одна косточка, и поэтому пришлось сделать тебе такую неудобную перевязку. Но, ради Бога, золотце, не поворачивай, не старайся поворачивать голову, потому что можешь нарушить срастание.