У русского никогда не было «индогерманской» потребности скакать на коне и иметь колесницу, поэтому у него и не будет немецких дорог и «мерседесов», и даже лучшее, что он попытался сделать, «ВАЗ», имеет индоевропейское происхождение. Но русский сделал другое, совершенно другое, он сделал ракету, и он проложил дорогу к звездам. Но разве индогерманец не мог сделать это первым, как тот же автомобиль или паровоз? Конечно, мог, он не глупее, и руки у него растут правильно, даже правильнее, но беда его в том, что для этого нужен другой источник воли и другая жажда. Помните у Розанова — «откуда это у нас, совсем не христианская тяга к звездам?», может, потому, что все наши боги от Солнца и мы его внуки, Даждьбожьи.
* * *
Следующая «дьявольская мелочь», педерастия, не менее наглядно подтверждает различные истоки скотоводческой индоевропейской и земледельческой русской традиций. Для Запада это всегда было неотъемлемым «грехом», хотя греховность — уже христианский ярлык. Вспомним древних греков, средневековых рыцарей и их оруженосцев, тех же монахов, у них это было обычным, а значит, естественным явлением. Сейчас в Европы законодательно (!) разрешены гомосексуальные браки, и дело не в морали или этике, дело все в чисто кочевническом генотипе и стереотипе поведения индоевропейца, в их педерастическом «коллективном бессознательном». Кочевник, скотовод, воин, всегда в своем «походном» существовании испытывал недостаток женщин, его половая агрессия вынужденно меняла ориентацию, и за тысячи лет блуждания по Евразии у индоевропейца это засело уже в подкорке. Для русского, для земледельца, в жизни которого женщин всегда было больше, чем мужчин («потому что на десять девчонок» по славянской статистике «девять ребят»), это явление чуждое, просто экзотическое. На Руси о содомском грехе узнали из Библии, а первые упоминания о нем появляются в русских источниках лишь с XV–XVI веков, причем зараза проявляется именно с проводниками ветхозаветной традиции, духовенством. Историк Н. Гальковский в книге «Борьба христианства с остатками язычества Древней Руси» (1916 г.) указывает, что «Уставы преп. Евфросина и преп. Иосифа Волоцкого запрещают допускать в монастырь подростков мужеского пола», и откровенно сообщает, что «этому ужасному пороку был подвержен даже глава русской церкви митрополит Зосима… и близкие царскому двору люди». Ворота педерастии открываются, как только прорубается окно или дыра из Европы: «Со времени Петра Великого противоестественные пороки не подвергаются общественному обличению, как это было в эпоху Грозного. Очевидно, более просвещенное русское общество гнушалось столь низкого порока, хотя слабости относительно седьмой заповеди водились за многими, в том числе за самим Великим Преобразователем. Необходимо отметить, что все высказанное обличителями пороков русского общества должно быть относимо прежде всего к высшему слою русского общества и к жителям больших городов, особенно Москвы». Но индоевропейская революция первого императора и главного педераста затронула только первую и вторую касту: «Народная словесность свидетельствует, что наш народ чрезвычайно высоко чтил и чтит нравственную чистоту и верность»; «народная жизнь свидетельствует, что нравственное начало всегда было сильно и крепко у русских людей».