Марэ не ответил, его гнев, казалось, израсходовался полностью. Он снова уселся перед столом и продолжал злобно резать табак, словно он разрезал на ломтики сердце своего врага. Даже фру Принслоо молчала и внимательно глазела на него, обмахиваясь фартуком. Но Ретиф сказал:
— И вот я думаю, безумец ли вы, или же просто злой человек, Анри Марэ, чтобы так проклинать свою собственную милую девочку, как это вы делали… А, быть может, вы и то, и другое? Так клясть свое единственное дитя, которое всегда было таким добрым к вам? Что ж, если вы поедете со мной в понедельник, умоляю вас держать под контролем свой темперамент, чтобы он не наделал нам неприятностей… Что касается тебя, дорогая Мари, не волнуйся из-за того, что дикий зверь пытался поднять тебя на рога, хотя, правда, получилось так, что зверь этот оказался твоим отцом. В понедельник утром ты сможешь, если захочешь, распоряжаться собой сама, и в этот день я выдам тебя замуж за Аллана Квотермейна. Между тем, я полагаю, для тебя безопаснее быть подальше от твоего отца, который может перерезать тебе горло вместо этого табака… Фру Принслоо, будьте добры присмотреть за Мари, а утром в понедельник привести ее ко мне, чтобы я выдал ее замуж. А до тех пор, Анри Марэ, я, как комендант, выставляю над вами охрану с приказом схватить вас, если это будет необходимо. Теперь же советую вам прогуляться, а когда вы немного остынете, помолиться Богу, чтобы он простил вам ваши злобные слова, дабы они не исполнились и не повлекли за собой кару на вас…
Затем все мы удалились, оставив Марэ режущим табак.
В воскресенье я встретил Марэ, гуляющего вокруг лагеря, сопровождаемого охраной, которую назначил Ретиф. К моему удивлению, он приветствовал меня почти ласково.
— Аллан, — сказал он, — ты не должен неправильно понимать меня. Ведь в самом деле я не желаю зла Мари, которую люблю больше всего в жизни. Один Бог знает, как я люблю ее! Но я дал обещание ее двоюродному брату, Эрнану, единственному ребенку моей единственной сестры, и не могу нарушить это обещание, хоть Эрнан и разочаровал меня во многом… Но, если он и плохой, то это происходит от его португальской крови, каковая является несчастьем, которому он не может помочь, не правда ли? Однако, пусть он и плохой, я, как человек, обязан сдержать свое слово, не так ли? Также, Аллан, ты должен помнить, что ты — англичанин, и, хоть сам ты и хороший парень, но это уж такой недостаток, который я простить не могу… Тем не менее, если уж суждено, ты должен жениться на моей дочери и выводить с нею английских детей. О небо! Подумать только: английских детей! Ладно, уж тут не о чем говорить… Но забудь о словах, сказанных мною Мари! По правде сказать, я сам не могу их точно вспомнить. Когда я сержусь, какой-то поток крови заливает мой мозг и тогда я забываю все, что я сказал, — и он дружелюбно протянул мне руку.