Ханс, между прочим, также находился здесь, являя собой ужасное и в то же время смехотворное зрелище, потому что тот кафр упал прямо на него. Ханс сидел на земле, смотря вверх, и едва переводил дыхание своим рыбьим ртом. Каждый вздох его, припоминаю, формировался в слово «Аллемахте!», то есть «Всемогущий» — любимое голландское выражение.
Мари первая осознала, что я возвратился к жизни. Освободившись от руки молодого человека, она стремительно бросилась ко мне и упала на колени рядом, бормоча какие-то слова, которые я не смог разобрать, ибо они как бы заглушались в ее горле. Затем Ханс разобрался в ситуации и, изогнув свое неприглядное тело в мою сторону, поднял мою руку и поцеловал ее. Тогда заговорил мой отец:
— Слава Богу, он жив! Аллан, сын мой, как я горжусь тобой! Ты выполнил свой долг, как и надлежит англичанину…
— Я просто спасал свою собственную шкуру… Спасибо тебе, отец, — пробормотал я.
— А почему это англичанин должен делать больше, чем люди другого сорта, минхеер проповедник? — спросил высокий незнакомец по-голландски, хотя он, очевидно, понимал наш, английский язык.
— Это такая тема для разговора, которую теперь я не буду обсуждать, сэр, — ответил мой отец, весь как-то подтянувшись. — Но, если то, что я слышал, правда, в этом доме был француз, который не выполнил свой долг и, если вы принадлежите к той же самой нации, я приношу вам свои извинения.
— Благодарю вас, сэр, если это и произошло, то лишь наполовину… Остальная моя часть португальская, а не английская, слава Богу…
— Бога благодарят за многое, подчас за дела, которые должны только удивлять его, — ответил отец учтивым голосом.
В тот момент этот довольно неприятный разговор, который меня слегка рассердил, прервался, так как пришел хеер Марэ.
Как следовало ожидать от такого легко возбудимого человека, он был в ужасно взвинченном состоянии. Благодарность за спасение своего единственного любимого ребенка, гнев на кафров, которые пытались убить его, и крайнее отчаяние из-за утраты большей части своей собственности — все эти конфликтные эмоции одновременно бурлили в его груди, подобно реакции взаимодействующих элементов в тигле… Возникшие в результате этого пары были разноцветными и угнетающими. Марэ бросился ко мне, благословляя и благодаря меня (он уже узнал кое-что из истории нашей обороны), называя меня юным героем и так далее, выражая надежду, что Бог наградит меня…
Здесь я вынужден оговорить, что сам он, бедняга, никогда меня не наградил. Затем он начал неистовствовать по адресу Леблана, который навлек это ужасное бедствие на его дом, говоря, что это было возмездие ему, Марэ, за укрывательство атеиста и пьяницы в течение многих лет только потому, что он являлся французом и интеллигентным человеком…