Существовала договоренность, что мы с отцом переспим эту ночь в имении Марэ, а утром вернемся домой. Однако, отец, который был безмолвным, но внимательным свидетелем происшедшей сцены, пришел к заключению, что после случившегося едва ли мы будем желанными гостями и компании Перейры лучше избегать, в связи с чем подошел к Марэ и попрощался с ним, сказав при этом, что нужно послать кого-нибудь за моей кобылой.
— Нет, нет, — возразил Марэ, — на эту ночь вы мои гости. Можете ничего не опасаться: Эрнана дома не будет. Он уехал по делам.
Поскольку отец колебался, Марэ добавил:
— Друг, я умоляю вас побыть у меня дома, потому что я должен сказать вам кое-что важное, о чем я не могу говорить здесь.
Тогда, к моему удовольствию, а также успокоению, отец согласился: ведь не согласись он, был ли бы еще для меня такой удобный случай переброситься несколькими нежными словами с Мари?.. Итак, собрав гусей и двух соколов, из которых я предложил сделать чучела для Мари, с помощью близких я взобрался в повозку и мы отправились, прибыв в Марэсфонтейн к ночи.
После ужина хеер Марэ пригласил отца и меня побеседовать в гостиной. После некоторого раздумья, или мне это только показалось, он сказал мывшей посуду дочери, с которой мне еще не посчастливилось поговорить, следовать за нами.
Когда все уселись и мы, мужчины, раскурили трубки, хотя сознание того, что последует, отбило у меня вкус к курению, Марэ заговорил по-английски: этот язык он до некоторой степени знал. Он сделал это в угоду моему отцу, который считал делом чести не понимать по-голландски, хотя, бывало, он отвечал Марэ на этом языке, когда тот делал вид, что не понимает по-английски.
Ко мне он обращался по-голландски, а к Мари — по-французски. Это был ужасно курьезный и, так сказать, полиглотский разговор.
— Слушай, Аллан, — сказал он, — и ты, Мари, я услышал касающуюся вас историю, хоть я никогда и не давал вам разрешения на «опсит» (согласно бурскому обычаю посиделки помолвленных ночью со свечами), а вы завели друг с другом любовь.
— Это правда, минхеер, — сказал я, — только я ожидал подходящего случая поставить вас в известность, что мы дали друг другу слово жениться, причем это произошло, когда кафры напали на этот дом.
— Всемогущий! Аллан, странное время вы выбрали, — ответил Марэ, потянув себя за бороду, — ведь слово, данное в крови, должно и завершиться кровью…
— Глупое суеверие, с которым я не могу согласиться, — вмешался мой отец.
— Может быть, и так, — ответил я. — Но об этом знает один лишь Бог. А я знаю, что мы дали слово друг другу, когда думали, что умрем, и мы будем держать это слово, пока смерть не придет за нами.