— Так вот, Аллан, мой мальчик, — сказала фру с триумфом, — выходит, что я нашла болезненное место на спине мула, и не подними он вопли и брыканье, ибо большинство дней недели он кажется таким добрым и спокойным мулом, мы бы ничего не узнали…
— Я опасаюсь, что вы действительно нашли это болезненное место, фру, — сказал я гневно, — но я желал бы, чтобы вы оставили это больное место минхеера Марэ в покое, видя, что вопли достались вам, а брыканье — мне.
— В чем дело, Аллан? — спросила она. — Марэ всегда являлся твоим врагом, так что это как раз хорошо, что ты сможешь видеть его копыта, когда тебе понадобится приблизиться к нему. Мой бедный мальчик, я думаю, что тебе предстоит плохое время в соседстве с вонючим котом и мулом, хотя ты и сделал так много для них обоих… Ладно, хорошо, что есть одна важная вещь — верное сердце Мари. Она никогда не выйдет замуж ни за одного мужчину, исключая тебя, Аллан, даже если тебя не будет тут, чтобы жениться.
Старая леди немного помолчала, уставившись глазами в землю. Затем посмотрела вверх и сказала:
— Аллан, дорогой мой (а она, действительно, любила меня и называла так временами), ты не принял совет, который я тебе дала, а именно: поехать искать Перейру и не найти его. Что ж, я дам тебе еще некоторые советы, которые ты примешь, если мудрый.
— А что именно? — спросил я с колебанием, ибо, хоть она и бывала достаточно честна на свой, особый, манер, фру Принслоо умела видеть вещи в странном свете. Как и многие другие женщины, она решала моральные законы по импульсам своего сердца и всегда была готова к тому, чтобы оттянуть их до подходящих обстоятельств, или, если нужно, положить им конец…
— Как раз то, парень. Сделай двухдневный марш с Мари в дебри буша. Мне нужна небольшая перемена обстановки, так что я тоже приду туда и обвенчаю вас… Ведь я достала молитвенник и могу читать по складам божью службу, если мы еще разок-другой сначала порепетируем это.
Образ Мари и мой, соединенных узами брака фру Принслоо в безбрежном и неисхоженном вельде, хоть и был привлекательным, но показался мне настолько нелепым, что я рассмеялся.
— А почему ты смеешься, Аллан? Кто угодно может поженить людей, если нет никого другого… Я и вправду верю, что любой человек может сделать это!
— Я охотно вам верю, — ответил я, не желая вступать в открытый спор с фру, — но вы знаете, тетушка, я торжественно обещал ее отцу, что не женюсь на ней, пока она не достигнет совершеннолетия, и, если я нарушу свое слово, я уже не буду честным человеком.
— Честным человеком! — воскликнула она с величайшим презрением. — Честным человеком! Ладно, а Марэ и Перейра разве честные люди? Почему ты боишься применить их же оружие, Аллан Квотермейн? Я говорю тебе, что твоя проклятая честность явится твоим крахом! Ты припомнишь мои слова позднее, — и она зашагала прочь в состоянии крайнего возбуждения.