Татарников обвел нас взглядом: все ли понятно, не упустил ли он чего в объяснении.
— Ну, разумеется, — добавил, — непонимание Западом Востока, а Востоком — Запада имеет свою, очевидно, еще более сложную историю. Стена непонимания меж культурами не может быть, в отличие от Берлинской стены, разрушена за одну ночь — и надо ли это делать в принципе? Но наличие в подлунном мире культурно-исторического оборотня — России — делает границу меж Востоком и Западом проницаемой, не вполне четкой. То, что случается с Россией, ее западные и восточные соседи обычно трактуют как свидетельство глобальных тенденций — а на деле это лишь циклы существования оборотня. Любопытно, что перемену, случившуюся с Россией двадцать лет назад, Запад склонен был интерпретировать как объективное свидетельство своей победы над восточной конструкцией. А эта перемена была лишь определенным этапом в жизни вервольфа. Пропел петух, и реформы оказались не то что забыты — просто речь уже не о них. Они неактуальны для нового цикла жизни.
— Все это замечательно, — сказал я историку, — и наверное, интересно для политологов. Но простите, Сергей Ильич, как это относится к конкретной истории? И еще: эти ваши рассуждения — они хоть соотносятся с наукой? Наука-то что нам говорит?
— Насколько я могу судить, — отвечал Татарников, — сказанное мной не противоречит теории дарвинизма. Если верно учение Дарвина, то есть теория восхождения от более примитивных видов к более сложным, возможен и обратный процесс. Более того, в истории оба эти процесса происходят постоянно, идут встречные движения. Оборотни — это такие существа, которые участвуют попеременно то в поступательном движении, то в возвратном. Вот и все.
— И вы полагаете, что существа, увиденные Денисом Макаровым…
— Обыкновенные оборотни. Да, они — соломенные чучела. Но они же и культурные чиновники.
— А как быть с фактом людоедства?
— Вы спрашиваете, съели француза или нет? Не могу вам твердо ответить на этот вопрос. Мир оборотней все-таки мир особый. Как они соревнуются меж собой, каким способом выясняют отношения — остается лишь гадать. Возможно, они француза и съели — однако, как видите, цикл бытия сменился, и француз по-прежнему гуляет по Парижу. В конце концов, не только в России оборотни имеются.
Я заметил, что в этот вечер мы даже не выпили водки — разговор затянулся за полночь, и пора было уходить. Не могу сказать, что мне все стало ясно, ну а Гена выглядел совсем потерянным.
— Так что же, и дело заводить не стоит? — спросил следователь.
— Вам решать, голубчик.