Очень интересным фактом являлось то, что Наум Эйтингон в 1929 году будет планировать и возглавлять операцию по аресту Якова Блюмкина.
Но самым интересным было то, именно Наум Исаакович в 1940 году разработал и подготовил операцию "Утка" в Мексике, в ходе которой, агент Рамон Меркадер уничтожил Льва Давидовича Троцкого.
«А ведь это он меня убил, - пришла в голову мысль. - Ничего себе. В одном кабинете сидят заказчик, организатор и объект моего собственного убийства. Нам тут только Меркадера, как непосредственного исполнителя не хватает для совсем полного набора. Позвать что ли Яшу Блюмкина себе для компании? Он можно сказать товарищ по несчастью, его тоже Наум отработал».
Это понимание, спровоцировало самую настоящую истерику у предыдущего Троцкого. Ту часть меня, которая осталась от бывшего «Трибуна Революции», чуть не хватил «Кондратий» от осознания происходящего. Мое сознание наводнили волны почти животного ужаса, с которыми едва удавалось справиться.
Я схватился за голову и застонал от боли. Ко мне сразу бросились все присутствующие в кабинете, включая Эйтингона. Сталин звонком вызвал Блюмкина, а тот в свою очередь врача. Видимо я на некоторое время потерял сознание. Однако нашатырь в руках доктора достаточно быстро привел меня в чувство.
Придя в чувство и открыв глаза, я увидел, что полулежу в кресле, а надо мной столпились соратники, которые с тревогой наблюдают за манипуляциями доктора. Увидев, что я пришел в себя, все, практически одновременно, облегченно выдохнули. Я взглядом нашел лицо Иосифа Виссарионовича, на котором читалась неподдельная тревога. Я ободряюще ему улыбнулся, после чего попытался сесть нормально. Мне немного помогли и со всех сторон посыпались вопросы о самочувствии. В это время доктор уже мерил давление.
- Все в порядке, - сказал я. - Наверное, погода влияет. С утра немного болела голова, наверное, после того удара. Не волнуйтесь, я уже хорошо себя чувствую.
Однако, несмотря на его слова, пришлось позволить доктору выполнить необходимые манипуляции. Только после того, как эскулап заявил, что состояние Предреввоенсовета в норме, все успокоились, и напряжение стало понемногу рассеиваться.
Тем временем я обратился к Эйтингону.
- Не вздумайте уйти, молодой человек. Мы еще не договорили.
Сталин с некоторой тревогой посмотрел на меня и, наклонившись к моему уху, тихо спросил, - Лева, может, перенесем разговор ненадолго?
- Не нужно, Коба, - так же тихо, чтобы окружающие не заметили фамильярности, ответил я Сталину. - Я действительно хорошо себя чувствую. Не волнуйся. У нас и так мало времени, а разговор надо закончить и Наума обязательно выслушать. Просто прикажи принести мне кофе. Хорошо?