“Вот алконавт Николаша бутылки по кустам шукает. Насобирает, купит суррогатной водки, будет на луну песни выть”.
Ах, как грустно все это, господа хорошие!
А ведь собачья жизнь еще грустнее…
Либо холопом и блюдолизом дома сидишь. Либо по помойкам бомжуешь…
Выбирай судьбинушку, четвероногий, не промахнешься.
Рядом с перевернутой урной Сократ нашел огрызок колбасы. Уныло проглотил его.
Эх, с его-то умом книжки писать!
Да издателя нет. Лишь беллетристы-мокрушники в почете…
Мимо пробегала сучка. Крошечная очаровашка.
Сократ воспрял духом. Затрусил рядом.
Пряный апрель, все-таки!
От псинки шел упоительный запах. Сосиски, куриная шкурка, мозговая косточка. И еще что-то такое, что глупыми человеческими словами не выразишь.
Хвостатая дама рывком повернулась, внимательно оценила потенциального кавалера.
Сократ по-физкультурному выпятил грудь.
Жучка потянула воздух ноздрями и затрусила прочь.
— Что за дела, милая? — тревожно прокашлял Сократ.
— Ростом не вышел, — огрызнулась шавка.
Это он ростом не вышел?! На задних лапах почти под два метра. Пойми после этого баб!..
Сократ потерся грязным боком о тополь и побрел к мусорным бакам. Время ленча.
2.
Сократ лежал в зеленеющих кустах сирени и грезил о чуде.
Стать, например, голубем, на худой конец, воробьем, парить под облаками.
Пусть даже земляным червяком. Этот беззаботный дурак, червяк, наверняка ни о чем не думает. Ему не до смысла жизни. Ковыряется в клумбах, сопит в две дырочки.
А еще лучше обратиться в рыбу. В жирного карася. Нежиться в прогретой солнцем водице.
— Сократ! Сократик! Кушать!
Это проституточка Маша, добрая душа, заботится о нем.
Мария, зевая, почесывая рыжие лохмы, вышла на балкон второго этажа, бросила Сократу баранью кость.
Ароматную! Вкусную! Подернутую нежнейшим жирком!
Благодарно мотая хвостом, Сократ захрустел угощеньем.
— Ешь, родная душа! — Маша широко улыбнулась. — Хоть кто-то мне рад в этой жизни.
Мария шагнула в кухню, за второй костью.
И свершилось чудо. Сократ, еще весь в тополином пуху, с косточкой в зубах, превратился в молодого, плечистого мужчину.
А вот и Маша. С огненной костью.
— Сократ! Сократик! Куда ты пропал?
Пёс, он же человек, хотел от души залаять, но вместо этого произнес бархатным, с легкой хрипотцой, голосом:
— Спасибо за всё, Машенька!
— Мы с вами встречались? Пса не видели? Черный, весь бок в грязи? Со-ократ!
— Жаль, что я разучился брехать по-собачьи.
— Вы пьяны?
— Любовью к тебе, Машенька.
— Деньги с собой?
Сократ пощупал внутренний карман куртки. Пальцы ткнулись в благородную кожу портмоне. Пахло деньгами. От песьей жизни у него сохранился ошеломительный нюх.