4.
Наконец, повезло. Вспомнили! Позвали! Предложили работенку еще покруче прежней.
Выдали царский аванс. Пообещали в конце месяца премию.
От восторга Саша закатился в “Пекин”. Заказал блюд, как на званый обед.
— Гости когда подойдут? — склонил седую голову метрдотель.
— Я и есть гость.
— Вы всё это один съедите? — изумленно поднял брови служивый, указывая на белугу в томате, поросенка фаршированного фруктами, гору гусиного паштета.
— Сомневаетесь? — облизнулся Александр.
— Феномен! — уважительно оскалился метрдотель.
Саша тут же вгрызся в поросятину. Намазал на ломоть хлеба с вершок черной икры. Жадно глотнул клюквенного морса.
И помертвел.
Ничего! Никакой внутренней радости!
Брюхо угрюмо молчало. Видно, всерьез разобиделось на хозяина.
А через минуту уже ничего не лезло в глотку. Ни крошки.
Александр покинул “Пекин” под смешливый шепоток официантов. Метрдотель на прощание даже не кивнул головой.
Сашины яства остались почти нетронутыми.
5.
Утром вспомнил вчерашний конфуз, и желание ехать в Останкино, как отшибло.
Ради чего? Пустое…
Но на работу пошел. Как без денег?
Вечером же сел за интернет, вызванивать девок.
Приехала якутка. Накормила строганиной. Брюхо скрутило, как от помоев.
Выгнал якутку. Сдавил могучими ладонями виски.
Может, в Лидусе дело? Обидел ее, вот его и карает Господь?
Срочно поехал к ней со слезными извинениями.
Лида-то простила, а брюхо, похоже, нет.
Любую пишу отторгает напрочь.
Кинулся Саша по церквям, зажигал пудовые свечи, ползал на коленях перед намоленными иконами, исповедовался со стоном и предыханием.
Нет отдачи!
Тогда закатился к сатанистам. Откушал рагу из черного кота. Хлебнул самогон на яде гюрзы. В дикой ярости на клочки разорвал Библию.
Опять ничего…
Сел на водопроводную воду и сухарики из “Бородинского”. Это кушанье брюхо еще терпело.
Саша угасал на глазах. Руки его тряслись. Поясницу стянуло огненным обручем. Язык заплетался.
В Останкино ему теперь поручали самую плёвую работенку. С другой, очевидно, он бы не справился.
6.
Вытащил его из небытия случай.
Саша отравился желудочными таблетками и закатился в реанимацию.
Откачивали его несколько суток.
А когда откачали, Саша рабски молил брюхо простить его.
— Милое! Чудесное! Солнышко! Жизнь без тебя хуже смерти!
— Еще попроси…
— Единственное! Моя услада, радость, надежда!
— Ладно. Прощаю.
Из больницы сразу в супермаркет.
Накупил океан снеди. Сколько руки держат.
Дома закатил пир горой.
И чрево ликовало, наяривало!
Вечером заехал к Лиде. Второй раз повинно кинулся в ноги. Зачем? На радостях. От пищи, как пьяный был.
— Неужели ты целый год не замечал, как я по тебе сохла? — огорошила его Лидуся.