Лакеи в белых лайковых перчатках накрыли им круглый стол в дубовой зале. Уютно трещал буковыми поленьями камин. Над камином ветвились оленьи рога и злобно щерилась кабанья морда. Тимофей был знатный охотник.
Ваня вяло клевал черную икру из хрустальной розеточки. Проглотил несколько вспрыснутых лимонным соком устриц. Выпил радужно сверкающий бокал бургундского, урожая 1910 года.
А сидел Ваня за столом во всем новом, одетый как денди. Старая, обляпанная грязью одежа, безжалостно полетела в огонь.
— Ну, как живешь, Ваня? — ласково взглянул на гостя Тимофей.
— На ять! — Ваня ковырнул серебряной вилкой в зубах. Устрица застряла.
— Я просто был сражен широтой твоей натуры, — порозовел Тимофей Воропаев. — Отказаться от трех сотен баксов. Твоя зарплата, думаю, поменьше.
— Меньше, — Ваня вытер губы салфеткой. — Но я равнодушен к деньгам.
— Почему?
— У меня их много.
Тимофей Воропаев от души рассмеялся:
— Много? Это сколько?
Ваня небрежно повел рукой:
— На десяток таких замков хватит.
— Шутишь?
— У меня дома сундук с бриллиантами. Да еще по всей Москве клады зарыты.
Тимофей поёжился, он не любил исступленных:
— Ну, что, братишка, пожалуй, тебе пора домой.
— Не веришь, — Ваня сверкнул глазами. — А приходи ко мне в гости. — Он на салфетке написал адрес. — Вот сюда. Увидишь.
3.
Через пару недель, будучи слегка под шафе, Тимофей Воропаев заглянул к потайному Ротшильду.
Висящая на одной петле дверь подъезда (какой там кодовый замок!), мрачная лестница хрущевки со сглоданными ступенями, повсюду раздавленные пачки сигарет, плевки, окурки. А вот и обитая дерматином дверь с облупившейся никелированной ручкой. Самое место для богача! Звонок не работал.
Ваня встретил Тимофея с распростертыми объятиями:
— Ага! В мои чертоги! Кофе не предлагаю. Закончился. Ну, что, сразу к моему сундуку?
— Дай оглядеться.
Тимофей вытер штиблеты из крокодиловой кожи о драную тряпку.
А оглядываться-то было особенно не на что. Типовая, сделанная на соплях, отечественная мебель 80-х годов. В рамочке на стене почему-то портрет Станиславского. Старый кот жмурится на подоконнике у тощего кактуса. Убогость и нищета до боли зубовной.
— Ну, и где же твои сокровища? — печально взглянул на хозяина Тимофей. — Без кофе я как-нибудь обойдусь.
— За мной! — Ваня провел гостя к своей кровати, за веревочную ручку вытащил старенький, с полопавшимся лаком и поржавевшей окантовкой сундук. — Вот!
— Что, вот?
И Ваня распахнул зев хранилища.
Тимофей зачерпнул в ладонь горсть стекляшек. Бросил на зуб медный гвоздик. Внимательно рассмотрел пижамную пуговицу.