Вдруг она перестала жевать.
— Ой, это что же получается? Теперь ты не можешь есть?
Брюс пожал плечами.
— Мне уже не хочется.
Тереза недоверчиво прищурилась.
— Ну да, как же! Так я тебе и поверила. — Она покосилась на его тарелку. — У тебя еще целая слойка осталась. Если бы мог, ты бы умял ее в два счета.
Брюс вновь дернул плечом.
— Может быть, только мне и одной вполне хватило. Ты ешь, за меня не переживай.
Тереза посмотрела на него с сомнением.
— Да?
— Конечно, — улыбнулся Брюс.
Она перевела взгляд на слойку в своей руке.
— Но… мне как-то неловко.
— Почему?
— Ну, мы оба сидим за столом, но я уписываю за обе щеки, а ты только любуешься мною.
Немного помолчав, Брюс тихо произнес:
— Неужели это так заметно?
— Что? — не поняла Тереза.
Он блеснул глазами.
— Что я любуюсь тобой.
— Да я просто так сказала! — рассмеялась Тереза. Потом вдруг умолкла и пристально взглянула на него. — Ты серьезно, что ли?
Секунду помедлив, Брюс кивнул.
— Вполне.
Повисла новая пауза. Видя, что Тереза начинает хмуриться, Брюс поспешил перевести все в шутку.
— Разве я не могу полюбоваться лицом собственного проекта? Так и вижу, как ты, изображенная на обложке нового альбома, сидя на полу среди кучи разорванных фотографий с изображением какого-то парня, с вожделением вгрызаешься в пирожное. А вверху надпись: «Упоительный миг блаженства». Или что-то в этом роде.
Как ни странно, Тереза восприняла его слова всерьез.
— Среди разодранных снимков, говоришь? — задумчиво произнесла она.
— На каждом из которых изображен один и тот же мужчина, — уточнил Брюс.
— Да-да, — рассеянно ответила Тереза, продолжая о чем-то размышлять. — Это все укладывается.
Брюс вскинул бровь.
— Куда?
— В концепцию моего нового альбома, разумеется, — удивленно взглянула на него Тереза. — Разве мы не о нем говорим?
— Э-э… да.
Он совершенно не ожидал подобного поворота. А про новый альбом упомянул только для того, чтобы не обострять отношений с Терезой. Однако она, как всегда, поймала мысль на лету и сейчас, похоже, развивает ее.
Я совсем забыл, что хотел поговорить с Терезой о новой песне! — внезапно вспомнил Брюс. Еще в лимузине разговор свернул в ином направлении и мое намерение таковым и осталось. О чем там она пела? Об одинокой, скорбящей по утраченной любви душе, которая постепенно возрождается к жизни? Да, кажется так. Постой, а ведь то, что я брякнул про изорванные фотографии и — в виде некой сублимации — про пирожное, которое способно отчасти заменить чувственные утехи или на худой конец утешить истерзанное сердце, — все это оказалось вполне уместным! Забавно…