В конце этой недели я упаковал свой вещевой мешок, нанял рикшу до железнодорожной станции в Старом Дели и отправился в «Первые Вещи». Ракшас был в шоке, увидев меня. Приехавшего рано утром на такси и одного. Первый раз я приехал без Физз, возможно, это была ошибка, что она отпустила меня.
К тому времени, как она позвонила неделю спустя в магазин тхакура, я изменился еще больше. Должно быть, я разговаривал с ней как чужой, потому что, когда я взял трубку, нам не о чем было разговаривать, кроме как о Багире и уколов против бешенства, которые назначил ей ветеринар.
Она появилась четыре дня спустя, медленно въехав в джипе.
Ракшас был любезней с ней, чем когда-либо. Он заметил ее боль.
Я думаю, ей потребовалось совсем немного времени, чтобы понять, что я не только говорю по телефону как чужой, но на самом деле стал им.
К этому времени я освободил от работы Бидеши Лал и его толпу молодых плотников, и дом погрузился в мрачное молчание, которое только усилило пропасть между нами.
Мы не прикасались друг к другу; мы почти не разговаривали. Я проводил дни в недоконченном кабинете с дневниками, сидя на каменном подоконнике, наблюдая за равниной. Физз проводила время, гуляя по долине в сером спортивном костюме или размахивая оранжевыми кусачками, подрезая и подстригая свои растения. Ракшас следовал за ней с беспокойным взглядом и мешком удобрений.
Серебряные дубы — которые были размером с палец, когда мы их купили год назад в заброшенном рассаднике на дороге Рамгар — с природной любовью к жизни прижились и быстро росли вверх. Большая часть растений все еще сражалась за жизнь.
Семал, растущий возле нижних ворот, после многообещающего летнего цветения зимой в холода почернел и погиб. Шесть гулмохаров и амалтасов, купленных в оранжерее в Джор Баг в Дели, даже не прижились, сохранив верность жаркому зною равнины, и быстро завяли.
Фикус рядом с парадными воротами, взятый из цветочного горшка на нашей террасе в Дели, висел на нитке — туго завитый росток ярко-зеленого цвета заявил о своем намерении жить. Баньян размером с маленькую руку, тоже пересаженный из горшков Физз в Дели, был на грани смерти. Слишком упрямый, чтобы умереть, слишком гордый, чтобы спешить. Китайский бамбук, купленный в оранжерее Хапур, замер, расползаясь, словно куст. Но жакаранда и кахнар, выкопанные у подножия холмов Халдвани и посаженные вдоль дорожки, которая вела к дому, были зелеными от жизненных сил и надежды.
Шишам — еще один ребенок Физз из Дели — был весь усыпан листьями и рос в высоту, но его ствол был таким тонким, что мы беспокоились за него. Мы думали, если так будет продолжаться, поставить рядом бамбуковую палку, чтобы поддержать его. К нашему удивлению, россыпь манговых растений, выкопанных в Джеоликоте, прижилась на нижнем склоне, показав темно-зеленые листья; к тому же мы очень надеялись на тан и джамун, растущие на дорожке позади дома.