В данном случае сначала до меня дошло относительно моей работы, затем — насчет переезда.
В марте этого года, на следующий день после того, как мне исполнилось двадцать шесть, я приехал домой поздно вечером и, стоя в кухне размером с ванную, пока Физз заваривала чай, заявил, что хочу уйти с работы.
Со своим обычным самообладанием в отношении важных вещей она повернулась и сказала:
— Так сделай это.
— В любом случае, моя дорогая, мне нужно проводить какое-го время с тобой. У меня есть, что показать тебе, — добавил я, изогнув бровь.
Тотчас — прежде чем пить чай — я поставил мою красную пишущую машинку на обеденный стол, снял черный чехол, вставил лист бумаги, выровнял край и без всякой спешки и ошибок напечатал заявление об уходе моему редактору.
Этот шаг не был хорошо продуман. В бумаге было сказано, что мне нужно шесть месяцев за свой счет. Если это невозможно, тогда это письмо следует рассматривать как заявление об уходе. Я не назвал никаких причин, почему хочу уйти. Я торжвенно вытащил хрустящий лист бумаги и протянул его Физз. Когда она закончила его читать, то обняла меня, ее лицо покраснело от возбуждения. Затем она поцеловала меня. Я тотчас поднял ее и положил на стол, а сам сел на стул и ласкал ее ртом до тех пор, пока ее голос не умолк.
Физз. Сумасшедшая Физз.
Всегда помешанная на редких проявлениях честности, щедрости и артистического безумия. Так же, как некоторые женщины помешаны на машинах, одежде, мускулах и деньгах.
С обеденного стола мы пошли прямо в постель и выбрались из нее только ночью, тогда мы взяли наш мотоцикл и отправились на длинную прогулку по широким улицам Чандигарха, от озера к университету и вниз по дороге, которая вела к Мохали; по обе стороны от нее раскинулись зеленые поля. Машин было мало, ночь была холодной, мотоцикл гладко разрезал тишину позади нас, ветер дул мне в лицо, Физз крепко меня обнимала, ее нежные руки были у меня под рубашкой.
Еще несколько причин привели к моему максимальному достижению — уходу с работы. Мне хотелось изменить свою жизнь, хоть и ненадолго. Быть, хоть и на время, хозяином своей жизни. Мы ехали вперед, позволяя своим рукам делать все, что они хотели, и только когда не осталось ничего, что бы они еще могли сделать, и нам нужно было возвращаться домой, чтобы закончить то, что начали наши руки, мы повернули назад.
Наутро мы проснулись счастливыми, были счастливы весь день и оставались такими много последующих дней. Но я решил не бездельничать. И, казалось, моя решительность оживила Физз.
На следующее утро, пока я сидел дома, пытаясь выработать дальнейшей план действий, Физз взяла мою печатную машинку «Брат» и пошла на площадь в Двадцать первый район чтобы отнести ее в починку. Машинка вернулась вечером, ее красное тело сверкало, клавиши были смазаны для быстрой работы, вставлена новая лента для написания великой прозы. Физз принесла стопку качественной бумаги, коробку твердых карандашей, дневник для записей, большой бело-зеленый ластик, маленькую бутылочку корректора и пластиковую точилку в форме книги. Конечно, подшучивая надо мной, она купила деревянную дощечку на подставке, на которой были изображены девушка с копной волос, хлопающая руками в восхищении, и ее кумир; внизу было написано: «Мой герой!»