— Почему?
— Ты знаешь, я люблю море, потому что оно всегда живое и беспокойное, а горы отличаются твердостью и постоянством, поэтому кажутся мне немного скучными. Но я думаю, что у меня и так хватает беспокойства в жизни.
Я крепко сжал ее руку.
Она повернулась ко мне, улыбнулась и сказала:
— Так, по крайней мере, — я решила предпочесть тебя морю.
Я досмотрел на нее в совершенном восхищении.
―И я с радостью буду преподавать в школе на холмах, где будет полно розовощеких детей.
― Они все влюбятся в тебя, — улыбнулся я.
― Так завоюй меня своей бессмертной прозой.
— Мы просто поедем к морю, — сказал я.
Наклонившись вперед, она поцеловала меня и прошептала:
— Нет, я думаю «Травоядные» будут лучшей книгой, чем «Задницы на пляже».
Я взял ее лицо в свои руки и долго целовал, пока луна совершала свой путь по небу, а далекие огни Чандигарха таяли.
Наши четыре дня прошли в счастливом тумане. Или почти счастливом. Потому что между страстью и игрой я не мог забыть о проблемах, которые возникли с моим произведением. Если какая-то вода и падала на мельницу моего творчества, то это происходило слишком медленно. При такой скорости мне пришлось бы остаться в Касаули на всю жизнь, чтобы она наводнилась водой до краев.
Когда мы возвращались назад в Чандигарх, меня снова начала охватывать паника; к тому времени как я припарковал мотоцикл в узком проезде у дома, она достигла пика, и я был готов бежать обратно. Мы приехали вечером, и я плохо спал этой ночью.
Физз почувствовала мое беспокойство. Она знала, что у меня проблемы с книгой, и предложила как бы между делом: «Ты не хочешь начать писать с раннего утра? Для пробы».
Это была идея. Я знал, что Уэллс рекомендовал такую тактику поведения начинающим писателям. Атакуй свою книгу тогда, когда она этого не ждет, бери ее неожиданностью. Поэтому я рано пошел спать и поставил будильник на пять, но лежал в полудреме несколько часов, метался и ворочался, перекладывая подушку под голову, между ног и обратно.
Я видел странный сон. Я стоял на месте свидетеля в суде — как в индийских фильмах: клетка из деревянных перекладин до пояса ― и вслух читал руководство. После каждого утверждения свиноподобный судья в парике стучал своим молотком, и худой полицейский с загнанным взглядом выходил вперед и сильно бил меня палкой по заднице.
— Читать страницу из Шекспира каждый день.
Вжиг!
— Никакого секса во время работы.
Вжиг!
— Не выражать эмоции.
Вжиг!
Каждый раз, как меня били, все люди в переполненном зале суда вставали и хлопали.
И каждый раз я кричал:
— О Шекспииииир!
Через какое-то время я заметил, что на большинстве людей в суде были смешные шляпы для вечеринки, в руках они держали охапки воздушных шаров и дудели в свистки. На юноше в переднем ряду были желтые целлофановые очки, он поднимал руки и танцевал всякий раз, как меня били палкой. Ушки кролика на его шляпе подпрыгивали вверх и вниз вместе с ним.