Вот, например, странность наших отношений с Сашкой – вполне возможно, с точки зрения постороннего человека, они даже не казались бы странными. Мы встречались два или три раза в неделю, иногда ходили куда-нибудь в ресторан, хотя чаще, даже встретившись в городе, просто ехали ко мне домой. Готовили ужин, разговаривали, занимались сексом, не без того. В общем, относились друг к другу. Легко и приятно.
Странным же в этом во всем – по крайней мере для меня – было то, что легкость этих отношений как будто обтекала меня сверху, не задевая ничего внутри. Да, мне нравилось все происходящее, но я из-за этого не переживала. Встретились, поговорили – хорошо, не получилось – тоже неплохо, встретимся завтра, а сегодня я просто схожу погулять, почитаю или посижу в интернете. Правда же, совершенно неправильное отношение к бурно развивающемуся роману? Переживала бы я, если бы в один прекрасный день все кончилось насовсем? Не знаю. С другой стороны, именно эта внешняя легкость и неправильность с моей стороны явно притягивали Сашку, настолько, что это было заметно даже моему незаинтересованному глазу. И так как я продолжала их в себе культивировать, то, значит, тем самым хотя бы подспудно никакого конца не хотела. Вот и ответ.
Но все это, повторю, было для меня странным. Настоящая, правильная, нестранная я привыкла любить близких людей. Привычка любить – какое бессмысленное, нет, даже больше – губительное сочетание слов. Оксюморон. Любить нельзя привыкнуть, любовь – это всегда пожар и глобальные катаклизмы. Возможно, именно эта привычка и поломала наши отношения с Ником. А с другой стороны – невозможно же двадцать лет прожить на вулкане и не привыкнуть к нему.
Впрочем, в Сашкином случае отгадка была намного проще – он не стал мне близким человеком, только-то и всего. Я не подпускала его к себе на расстояние близости и не собиралась делать этого в будущем – ни в ближайшем, ни в отдаленном. Мне этого было не нужно. Я больше не хотела никаких близких отношений – ни с кем, никогда. И, очевидно, не лукавила в этом даже сама с собой. Именно отсюда, скорее всего, росла эта новая для меня сказочная легкость. Именно это и было странным – и для меня, и просто само по себе.
Свободного времени было много – собственно, все мое время было свободным, вернее, я сама была свободна в своем времени – и я снова стала много гулять по Москве. Интересно, что теперь я не столько рассматривала город, сколько прислушивалась к нему. Я подхватывала обрывки людских разговоров, препирательства в очередях, какие-то отдельные фразы, объявления из громкоговорителей, кусочки случайных мелодий... Из всего этого складывался и сплетался голос города. И мне все чаще удавалось начать с ним диалог.