Я вступала в случайные разговоры со случайными людьми, делала какие-то замечания, спорила за место в очередях... Почему-то у меня часто спрашивали на улицах, как пройти туда или сюда. Меня начали узнавать продавцы в магазинах возле моего дома, они приветливо здоровались, и я стала задерживаться на минутку у прилавка, перекидываясь с ними парой слов. Я научилась разговаривать с официантами в кафе, по-настоящему разговаривать, а не просто делать заказ. Я могла, только глянув на официанта, найти такие правильные слова, что официанты становились милыми, как домашние котята, и начинали доверительно шептать мне на ухо: «Не берите сегодня жульен, он какой-то странный, лучше я вам блинчики принесу». После чего действительно приносили мне самые вкусные блюда сегодняшнего меню, и я, обласканная, чувствовала себя принятой и своей.
В общем, было похоже, что город признал меня. Впустил. Забавно, что для этого мне, похоже, потребовалось «впустить» в себя хотя бы одного его представителя. А может быть, это было здесь совсем ни при чем. Кто знает, уместен ли торг в таких интимных делах?
Не могу сказать, что я за это время научилась понимать Москву с полуслова и что вообще научилась ее понимать. Впрочем, наверное, как и она меня. Все-таки пятнадцать лет – слишком долгий срок, чтобы изменениями, произошедшими за это время в каждом из нас, можно было бы пренебречь. Но хотя бы внешний контакт был налажен. Мы наблюдали друг за другом вполне заинтересованно, возможно, даже с симпатией, хотя при этом истинные причины и мотивации каких-то взаимных действий были нам до конца неясны. По крайней мере, мне точно. Вместе с тем жизнь в этом городе у меня получалась, и получалась неплохо. Мы, что называется, притерлись друг к другу. Еще одна малоприличная ассоциация.
И никто не знал, была ли я на самом деле счастлива или несчастна. Я и сама этого не знала. С одной стороны, я перестала метаться и успокоилась, а с другой – в этом спокойствии я как бы и не жила, наблюдая за своими перемещениями в пространстве будто со стороны. Эти перемещения казались иногда забавными, иногда приятными, у меня все получалось, мне было легко и светло, но можно ли это называть счастьем? Из прошлой жизни я знала, что счастливым бываешь тогда, когда тебе удается сделать нечто, чего ты давно хотел, к чему стремился и над чем долго и трудно работал. Мои желания исполнялись, но это происходило так быстро, что я даже не успевала к ним привыкнуть, осознать их как свои желания, и оттого настоящего удовольствия эта скоростная «сбыча мечт» не приносила. Да и можно ли было все это назвать мечтой? Или даже желанием?