— Выпьем же за «Розу мира», Уилл,— за слияние двух в одно! За сокровенную суть любви!
Разделенные длинным столом, они не сводят друг с друга глаз, но эротизм момента вдруг исчезает, нарушенный звуком шагов за камином: слышно, как кто-то спускается по лестнице и проходит по коридору, соединяющему зал с постоялым двором «Белый олень». Через мгновение дверь, незаметная среди дощатой обивки, отворяется, и пирующие оборачиваются к запоздалым гостям.
В воцарившейся тишине первым оправляется от потрясения человек, предлагавший тост. Он поднимается и тихо произносит:
— Слепой Амур, что сделал ты со мной? Не вижу я того, что вижу ясно…[133]
На пороге мнутся в нерешительности темноволосая и темноглазая, цветущего вида красавица и неизвестный мужчина. Наконец незнакомка вплывает в полутьму зала, а ее спутник продолжает стоять как вкопанный, с открытым ртом. Люси понимает, что взгляды всех присутствующих обращены на нее. Ничто не нарушает оцепенелого молчания, кроме резкого металлического звона ключей у нее в руке — как громко они позвякивают! Зал наполняет странный запах, который никак нельзя отнести к благоуханным. Нервы у Люси до того натянуты, что она слышит, как стучит у нее в ушах. Она чувствует себя словно ребенок, потревоживший взрослых за ужином. Сдерживая дыхание, она бесшумно устремляется к двери напротив, скрытой за занавесом. В камине потрескивают дрова; Люси понимает, что проникла «во время».
— Так и есть,— шепчет она.— Никакого вознесения и никаких ангелов — разве что я сама…
Люси поворачивается и смотрит на того, кто говорил о ней,— лицо у него до невозможности знакомое. Он снова обращается к ней и к остальным гостям:
— Джентльмены и дорогие дамы, нет такого средства, что смогло бы противостоять Светлой даме, сызнова убедившей нас, что облик красоты смугл.
Он переводит взгляд с черноволосой дамы, сидящей за столом, к такой же темноволосой Люси. Та собирается с духом, подбирая достойный ответ, и откликается:
— «Сквозь трещину в стене,— прискорбно произнесть,— они шушукались»[134].
Компания пирующих разражается хохотом, за исключением старика за дальним краем стола, чей взгляд беспокойно блуждает по лицам.
— Ты сказал: Светлая дама, Уилл?
— Именно, ваша милость. Видение, «которое я подчинил тебе, чтоб нас потешить образчиком искусства моего»[135].
— Знайте же, леди: роза дарит нам то, что нетленно.— Доктор Джон Ди радушным взглядом окидывает прекрасную гостью и продолжает: — Воистину, когда вы постигнете ее сущность, проникнете в ее сокровенную природу — только тогда выпрямятся все кривизны, доступные ученику философа. Мы все здесь, каждый из присутствующих в этом зале, ищем обладания розой пустыни, цветущей в сердце лабиринта.